Доверенность на любовь

Крутой подъем, липкие перила, давно не мытая площадка…

Еще один лестничный марш…

Запыленное окно, в котором словно клыки торчат острые осколки стекла…

А вот и ее дверь. Луч фонарика выхватил из мрака закрашенную в несколько слоев масляной краской дверную ручку. Лишь скоба поблескивала живым металлом. Оксана с облегчением вздохнула: нового замка Александр поставить не успел.

Противно скрипнула дверь. Теперь уже квартира встретила свою хозяйку не прелым запахом отживших свое Вещей, а ароматом, вселяющим в душу надежду. Пахла смола, свежая штукатурка, ощущался еле слышный запах уже высохшей масляной краски.

— Александр, — бросила в темноту Оксана изменившимся от страха голосом.

Квартира ответила ей тишиной. Женщина, осторожно прикрыв за собой дверь, двинулась по скрипучим доскам пола. Лучик фонарика метался из стороны в сторону. И каждый раз женщина с облегчением вздыхала: то, что казалось ей притаившимся возле стены или возле козел грабителем оказывались то повешенной на вбитый в стенку гвоздь измазанной цементом курткой Александра, то ведро с застывшим раствором.

Зеленоватый луч упал на подоконник. Папки на нем не было. Оксана обиженно вздохнула.

«Ну, конечно же, теперь придется искать по всей квартире. А в этом разгроме найти что-нибудь, да еще в темноте, невозможно».

Страх понемногу завладевал душой женщины. Она приподнялась на цыпочки и попятилась к двери. Нашарив крючок, она набросила его и теперь немного успокоилась. Все-таки теперь никто чужой не мог войти из подъезда.

Поиски продолжались. Только теперь Лозинская заметила, что тишина, сначала окружавшая ее, обманчива. Мягко шелестели широкие полосы полиэтилена, прикрывавшие собой свежеоштукатуренные стены. Вся квартира отзывалась при каждом ее шаге какими-то щелчками, потрескиванием. Внезапно загудела в трубах вода.

Оксана толкнула рукой дверь, ведущую неизвестно куда. Перегородка, отделявшая комнату от коридора, была снесена. Мрачные стены, еле белеющий в сумраке потолок, тусклое поблескивание остатков вызолоченной лепнины. Оксана, прежде чем войти в комнату, осветила ее фонариком. Тонкий луч зигзагом пробежал по стене, опустился на пол. Возле остатков развороченной перегородки Лозинская с удивлением обнаружила разостланную на полу клеенку, а на ней широкий матрас, покрытый чистым бельем и приглашающе отброшенное одеяло.

За спиной у нее послышался шорох. Оксана даже не успела обернуться, как ее сзади, словно тисками, сжали сильные руки. Она попыталась закричать, но тут же тяжелая ладонь закрыла ей рот. С трудом сумела она вобрать в себя воздух и рванулась. Но держали ее крепко. Тогда в отчаяние Оксана, резко поджав ногу, ударила каблуком в колено нападавшего. Тот даже не покачнулся. Шершавая ладонь еще сильнее сжала ее рот. Она попыталась еще раз закричать, но самое большое — это можно было назвать стоном.

Все-таки Лозинская сумела оттолкнуться ногой от стены. Тот, кто держал ее, чуть не потерял равновесие и резко развернул ее в сторону. Фонарик вместе с ключами выпал из ослабевших пальцев Оксаны и его зеленоватый луч, наткнувшись на белоснежную подушку, высветил ту самую пластиковую папку с документами, за которой Лозинская пришла сюда и старую еще дореволюционного издания книгу «Москва и москвичи» Гиляровского. Оксана увидела ее так отчетливо, словно и не была близорукой.

Четкие старомодные буквы на обложке дешевого издания начала века. Это настолько поразило ее, что на несколько мгновений она даже забыла, что с ней происходит, забыла, что должна сопротивляться. Хватка человека, напавшего на нее и явно не ожидавшего такого поведения, на долю секунды ослабела. И Оксана, улучшив момент, изо всей силы укусила его за руку.

Раздался сдавленный стон, и тут же вторая ладонь, такая же широкая и шершавая легла на ее губы. И тут Лозинская ощутила знакомый запах. Запах духов, пустой флакон из-под которых еще до сих пор лежал в ее сумочке. Она еще не успела сообразить, что это может означать, как мужчина выпустил ее и, схватив за плечи, резко развернул к себе лицом.

— Александр, — только и успела прошептать она.

Блеснули расширенные, показавшиеся безумными глаза мужчины, — качнулась копна его жестких длинных волос, и она ощутила, как его губы коснулись ее лица…

Когда Лозинская спохватилась, сообразив, кто она и что с ней происходит, кто держит ее в объятиях, Александр уже расстегивал пуговицы на ее блузке и, не останавливаясь, шептал:

— Оксана, Оксана…

А у Лозинской уже не оставалось ни сил, ни желания сопротивляться. Она безвольно дала снять с себя блузку, затем белье. Лишь только она открывала глаза, как вновь их закрывала.

«Я сошла с ума, — думала женщина, — ведь достаточно всего одного слова «Остановись!», и он отпустит меня. Но хочу я сама этого? Хочу», — отвечала сама себе Оксана и вновь и вновь припадала к губам Александра Линева.