Доверие

Я замираю на секунду. Любопытно, о чем он, однако люди то же самое говорят обо мне. Снова бросив взгляд назад, я предполагаю, что за дверью скрывается лестница, раз, по словам Джейка, комната находится на третьем этаже. Калеб наверху? Его брат упомянул, что он до сих пор «там».

Дядя заносит мои чемоданы. Войдя следом, слышу щелчок выключателя. Свет от лампочки внезапно наполняет спальню.

У меня в груди сразу же разливается тепло, я почти улыбаюсь.

Здесь хорошо.

Не то чтобы я ожидала многого, но комната уютная и лаконичная. Даже собственный камин есть. В стене напротив – раздвижные двери. Кровать, шкаф, мягкое кресло – все древесных тонов. Пространства более чем достаточно, чтобы расхаживать туда-сюда или посидеть на полу, как я часто люблю делать.

Меня тянет зевнуть, глаза слегка слезятся.

– Полотенца здесь, – сообщает Джейк из коридора. – Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Он делает шаг вперед, заполняет собой дверной проем, а я стою посреди спальни.

– Сойдет?

Кивнув, бормочу:

– Тут красиво.

Чувствую на себе его взгляд, из-за чего мои мышцы напрягаются.

– Ты не очень разговорчива, верно?

Я смотрю на него.

Мужчина улыбается.

– Мы это исправим.

Удачи.

Джейк хватает ручку и начинает закрывать дверь.

– Вы ненавидели моего отца. – Мои слова заставляют его остановиться. – Не так ли?

Он выпрямляется, не сводя с меня глаз.

– Не будет ли мое присутствие доставлять вам неудобства… дядя Джейк?

Если он ненавидел моего отца, не стану ли я напоминанием о нем?

Взгляд мужчины буквально пронизывает. Он отвечает ровным тоном:

– Я не вижу твоего отца, когда смотрю на тебя, Тирнан.

Не до конца понимая, что это значит и должно ли сказанное принести облегчение, я замираю.

Ты очень похожа на свою мать. В аэропорту Джейк упомянул о нашем с ней сходстве. Значит, он видел ее, когда смотрел на меня? Он это имел в виду?

Его глаза темнеют. Джейк трет большим пальцем свою ладонь, после чего сжимает кулак.

Я прикована к полу; мой желудок словно проваливается куда-то.

– И тебе не обязательно называть меня дядей. Ведь я все равно тебе не родня, да?

Прежде чем я успеваю ответить, он цокает языком, подзывая собак. Как только они выходят, Джейк закрывает дверь, оставив меня одну.

Я стою как вкопанная. Под кожей словно пробегают электрические разряды. Один телефонный звонок, перелет в эконом-классе через четыре штата, и спустя столько времени до меня наконец-то доходит… Я совершенно не знаю этих людей.

Глава 3

Тирнан

Зевнув, я чую аромат свежесваренного кофе, выгибаю спину и потягиваюсь на кровати.

Проклятье. Мне дерьмово спалось.

Я тянусь к прикроватной тумбочке за телефоном, чтобы посмотреть, который час, но моя рука ничего не нащупывает – просто проваливается в пустоту.

Что?

Именно в этот момент я замечаю жесткость нового постельного белья. Скрип кровати. Подушку, совершенно не похожую на перьевую, к которой привыкла моя шея.

Моргнув, вижу на потолке бледные лучи утреннего солнца, пробивающиеся в мою комнату сквозь стеклянные раздвижные двери. Не мою комнату, вообще-то.

Я приподнимаюсь на локтях. Голова кружится. Еле держу веки открытыми и снова зеваю.

Все наваливается на меня разом. Что произошло. Где я. Как я, действуя бездумно и скоропалительно, сбежала. Неопределенность, от которой немного сводит живот, ведь все вокруг такое незнакомое.

То, что мне не нравится вся эта ситуация; то, как я забыла, насколько не люблю перемены.

То, как он смотрел на меня вчера.

Навострив уши, слышу треск ветвей, раскачиваемых порывами ветра, и завывание этого ветра в дымоходе.

Никаких приглушенных разговоров, доносящихся из офиса моего отца с шестью плоскими телевизорами, которые он включал, готовясь начать свой день. По лестницам не бегает свита стилистов и ассистентов, помогающих моей матери привести себя в порядок. Она не выходила из дома без макияжа и укладки.

Не звонят телефоны, не ревут газонокосилки садовников.

На мгновение меня охватывает тоска по дому. Незваные образы всплывают в памяти. Теперь мои родители лежат на холодных металлических носилках. Их засовывают в холодильники. Отец с синюшной кожей, мать с мокрыми волосами и без косметики. Все, чем они жили – благодаря чему их знал мир, – исчезло.

Я лежу, оцепенев, и жду, когда появится ощущение жжения в глазах и болезненный спазм в горле.

Жду слез.

Желаю, чтобы они пролились.

Но этого не происходит. И данный факт беспокоит меня больше, чем смерть родителей.

Есть слово, которое характеризует людей, не испытывающих угрызений совести, не способных на сочувствие, демонстрирующих явное асоциальное поведение.

Я не социопат. То есть я плакала во время битвы за Винтерфелл в «Игре престолов»[8]. Однако не проронила ни одной слезинки – ни разу – после смерти обоих родителей?

По крайней мере, в этом городе всем плевать на меня и на то, каким образом я справляюсь с их гибелью. Мираи – единственная из моего окружения, кто способен понять.

Вдруг я моргаю, едва меня осеняет.

– Мираи…