Вряд ли вообще помогают пониманию художнического мира Шукшина – ироничность, шутливость, острословие и легкие укоры, вроде: «Шукшин подчас оказывается в положении быка, воюющего с красной тряпкой», «Темперамент Шукшина неуемен», «Он по всем вопросам хочет иметь свое мнение», «Шукшину «мещанин» жить не дает – он на него, как Дон-Кихот на ветряные мельницы, бросается», «Хочет то и дело в статьях своих увильнуть от формулирования», «иногда читаешь и думаешь: неужели это Шукшин написал (или сказал, если речь идет об интервью)? Детскость какая-то, школьные прописи. Особенно, когда берется судить о том, что плохо знает». «Брякнул это когда-то не помысливши или инерции своего школьного знания доверившись», «Читая «беседы» и «интервью», видишь, как путается Шукшин в ответах и вопросах о том, что такое кино, зачем кино, почему кино». «Как-то выжимает из себя». Шукшин защищает хорошее кино от плохого – «Здесь видны какая-то слепота и влюбленность… неспособность оторваться», «С одной стороны, зудящее желание самостоятельности, отъединения, отмежевания, с другой – прорехи и слабость памяти и просто провалы», «И лишь там наливается силой его слово, когда выходит он на свой материал, им оплаканный, им вытверженный. Таков Шукшин в своих суждениях о Разине… Есть что сказать, потому что не один год об этом думал, в библиотеках сидел, источники штудировал». «Путь обретения свободы – путь обретения культуры», «Есть в Шукшине воинственность незнания, неполного знания. Эта смесь и есть Шукшин – человек мечущийся между затверженными истинами и интуицией недовольства этими истинами, которые он просто не успел проверить, лично проверить и описать в расход». И т.д.
Как видим, все замечания, весь дар критика – все работает как бы мимоцельно, подлинного Шукшина закрыл умозрительно-субъективный, не провиденый, а заданный. Серьезные укоры нетрудно опровергнуть, но работа обрела бы устрашающие размеры. Само сделанное Шукшиным-художником, его книги в первую голову это сделают наилучшим образом! Более того, автор статьи – продолжая свои укоры в адрес Шукшина – в итоге сам приходит к такому же выводу.
«Две трети книги об этом (интервью, беседы, выступления: «выжимание из себя. –
И, несмотря на все это, хотя и противоречащее со всем сказанным выше – «Публицистику глотают и тут же отбрасывают. Шукшина не отбросишь: у него в статьях – судьба».
Да – именно: судьба! Как и во всем творчестве. Статьи, подобно кино, «дополнительная форма» для художника. И вряд ли Шукшину можно было бы навязать его (публицистику «из вне», без его желания! Никто не говорил никогда о «слабохарактерности» или «покладистости» писателя. И, стало быть, не «увильнуть от формулирования» в своих статьях то и дело старается он, а, наоборот. Попробовать, еще таким способом, средствами публицистики, творчески решить какую-нибудь неотложную проблему действительности. И не «увиливал», а шел до конца в своей бойцовской непосредственности, подчас впадая именно в ту «детскость», которая – святая, которая одна лишь говорит, как видит: король-то гол! Да, не были знания Шукшина профессиональными, академическими, книжно-начетническими – и слава богу. Для художника, да еще, как в этом случае, опирающемся в своем творчестве на большой жизненный опыт, те знания, как бы подчас и вовсе без надобности. Это так же верно, как то, что человеку, обладающему ими, но не будучи творцом, редко удается что-нибудь существенно добавить к истине!.. Здесь – недоверие, недооценка художественного мышления вообще и Шукшина-художника, в частности. И даже в том, что умел Шукшин – выражаясь языком автора статьи – «брякнуть не помысливши», он близок к своим героям, так упорно, с такой народной цельностью противостоящим оказенности и всеобщности массовой культуры! Не в этом ли причина непреходящей любви к писателю читателей? Ведь если бы мода – давно прошла б…