Доверься

– Паш, пусти, – произношу чуть строже.

Он нехотя ослабляет хватку. Я встаю, потягиваюсь. Хочу уже пробежать в санузел, но тут его телефон начинает звонить.

Решив потянуть время, открываю шкаф, сама же бросаю быстрый взгляд на экран его мобильного и замечаю одно слово: «Вероника». Закусываю губу.

Без фамилии.

Достаю из шкафа короткий шелковый халат, медленно накидываю на себя.

Паша берет телефон, смотрит на экран, сбрасывает звонок и откладывает мобильный обратно на тумбочку.

– Кто звонит? – уточняю я беспечно.

– С работы.

– Может, что-то важное?

– Может. – Он делает паузу. Потом добавляет: – С середины декабря я работаю каждые выходные. Многие болели, нужно было заменять. На эти два дня меня отпустил главврач. Я просто… устал.

– Усталым ты не выглядишь.

Паша включает ночник, и я медлю пару вдохов, чтобы полюбоваться им – расслабленным. После чего спешу в душ, где меня через несколько минут сменяет хирург.

Освежившись, я собираю с пола апельсины. Ставлю розы в воду. Хлопочу на кухне – ужин, конечно, остыл весь. Нужно разогревать и все такое.

Пока готовлюсь, Паша без носков и рубашки, точнее, в одних джинсах, подходит ко мне. Свежий, бодрый. Волосы по-домашнему влажные после душа. Целует в шею. Потом открывает дверцы шкафчика под раковиной и принимается за починку фильтра.

Ловко меняет колбу, я пока накрываю на стол. Ставлю бокалы, раскладываю столовые приборы, салфетки. Салат, хлеб…

Достаю свечи и расставляю по всей кухне. Зажигаю их. Сантехник-хирург наконец отрывается от фильтра, оглядывает изменившуюся кухню. Молчит. Не знаю, нравится ему или нет. Надеюсь, что я не перебарщиваю.

– Все, ты закончил? – спрашиваю радостно.

– Да, – кивает он.

– Тогда я гашу свет.

Быстро щелкаю по выключателю, и мы утопаем в романтике. Паша поднимается на ноги, берет бутылку вина, штопор. Я присаживаюсь за стол.

На самом деле очень нервничаю. Мы дважды занимались любовью. А теперь ужинаем при свечах.

Смотрю на него. Паша вкручивает штопор в пробку. А потом вдруг отрывается от бутылки, поднимает на меня глаза.

Разглядывает. Улыбается. Широко, как делал сотни раз до этого. Максимально обаятельно. Я улыбку его видела, конечно, она мне сразу понравилась. Но почему-то именно в этот момент, когда он, обнаженный по пояс, на моей кухне для меня вино открывает, сердечная мышца как-то иначе сжимается. Будто ритм меняет. И меня вместе с ним заодно.

Я смотрю на Пашу и понимаю, что влюбляюсь. Вот сейчас. В него. После тысячи поцелуев, после заботы, после его, такого естественного, присутствия в моей жизни. Если не остановлю себя, то рискую втрескаться по-настоящему.

Быстро опускаю глаза. Паша разливает вино.

– За тебя, – говорит, поднимая бокал.

Мы чокаемся. Я выпиваю половину залпом. Паша же осушает бокал до донышка и вновь разливает вино. Щелкает микроволновка. Дальше мы едим. Он рубит с таким удовольствием, что даже забывает хвалить. Я невольно улыбаюсь, наблюдая за тем, как ему вкусно. Адомайтис выглядит расслабленным и довольным. А еще каким-то излишне самоуверенным, определенно знающим себе цену. Я робею и украдкой любуюсь им.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю через пару минут.

Паша слегка улыбается.

– Ты классная.

– И чем же?

Он хитро подмигивает.

– Горячая в постели. Интересная. Умная. А еще я никогда не видел такого ровного бензольного кольца из стручковой фасоли. – Паша кивает на мою тарелку.

Я перевожу на нее глаза и вспыхиваю. Дурацкая привычка! Быстро ломаю кольцо вилкой.

– Когда я нервничаю, то всегда или рисую его, или леплю, или вот… выкладываю из подручных материалов.

– Почему ты нервничаешь? Думаешь, я маньяк?

Пожимаю плечами.

– Я мало о тебе знаю. Может, и правда маньяк. Двенадцать пропущенных, Паш! Такое сложно забыть.

– Мне кажется, ты обо мне знаешь все важное. Сколько лет, где учился, кем работаю. Из родных и самых близких у меня бабушка и Матвей. С последним ты тоже знакома. Я как на ладони, – говорит Паша беспечно.

При этом мы оба знаем, что нет. Он совсем не на ладони.

– Где ты живешь?

– У меня однушка в собственности. Живу один, мечтаю о собаке или коте, но ухаживать за ними некогда.

– А Матвей?

– В основном он живет с бабушкой в родительской квартире, там до школы два шага. Но два-три раза в неделю ночует у меня. Потому что бабуля не всегда может с поганцем справиться. Примерно в двадцатых числах декабря я впахивал на смене, квартира была пустая…

– И он привел подружку? – догадываюсь я.

– Если бы. Подружка была бы спасением! Друзей-придурков. Они нажрались какой-то водяры, обкурились и облевали мне санузел. С тех пор наша братская любовь дала трещину.

– Надо познакомить его с Юлей, – делаю вслух себе пометку, улыбнувшись. Она девочка строгая, планку поднимет.

– С кем?

– Потом расскажу. Ему сложно, мне кажется, – говорю осторожно. – Потерять родителей в таком возрасте… Не представляю, что бы со мной было, если бы такое случилось. Я очень зависима от заботы и опеки семьи. Они мой фундамент.

Паша стреляет глазами вниз.

– Я не хотела тебя расстроить. Только поддержать, – быстро добавляю. – Вы молодцы, что держитесь вместе. Это непросто.