Послевоенное лейбористское правительство с его утопической идеологией хотело обеспечить старикам такой уход, который раньше считался привилегией богатых. До того как государство взяло на себя решение данного вопроса, те, кто мог себе это позволить, жили в отелях, где за ними при необходимости ухаживали частные сиделки; большинство же оставалось дома на попечении семьи, либо вообще полагалось на милость благотворительных организаций. Акт о Национальной службе здравоохранения от 1946 года и Акт о Национальной программе социального обеспечения от 1948-го были призваны избавить общество от этих пережитков прошлого. По крайней мере, в теории. На практике же они, хотя и ненамеренно, создали две параллельных системы. Национальная служба здравоохранения обеспечивала предоставление бесплатной медицинской помощи, в то время как по условиям Акта на местные власти ложилась ответственность за создание вспомогательной системы для людей, нуждающихся в «помощи и присмотре» или «персональном уходе». К последней категории относились те, кто, подустав от жизни в одиночестве, хотел бы переехать в некое подобие отелей, где за ними будут присматривать – но такие услуги предоставлялись на платной основе. Речь не шла о том, что в их число попадут инвалиды, такие как миссис Майчек. Хотя замысел в обоих случаях был исключительно достойный, эти два законодательных акта оставили лазейку, которой последующие правительства не замедлили воспользоваться.
Проведя различие между «больными» с медицинской точки зрения и просто людьми, желающими «помощи и присмотра», они заложили основу для будущего смещения этой черты, чтобы заставить большее количество пациентов оплачивать услуги по уходу. Когда Национальная служба здравоохранения принялась сокращать расходы, зыбкая граница между медицинским уходом и персональным уходом была передвинута. К примеру, человек, перенесший инсульт, может нуждаться в помощи с одеванием и мытьем. Но это, по нынешним критериям, персональный уход, и оказывается он на платной основе, несмотря на то что потребовался по медицинским причинам. Если же пациент страдает длительным и тяжелым заболеванием, он может претендовать на получение ухода по программе Национальной службы здравоохранения, не платя за него ни пенни. Однако со временем критерии отбора в программу также были изменены, и большинство пациентов перевели на «персональный уход», который надо оплачивать.
Миссис Майчек требуется помощь с мытьем и одеванием, ну и иногда по дому. Из-за частых падений она подпадает в категорию повышенного риска и нуждается в медицинском присмотре. Все это связано с проблемами со здоровьем, но она не подпадает под критерии программы с государственным финансированием, потому что услуги, в которых она нуждается, считаются «персональным уходом». Вот так и получается, что человек, работавший всю жизнь, плативший налоги в Национальную службу здравоохранения, а потом ставший инвалидом, оказывается участником лотереи, в результате которой может быть вынужден платить за необходимый уход в зависимости от уложений, действующих в его регионе. Все это мало способствует стремлению работать и откладывать деньги.
Максина от восторга крепко вцепляется в мою руку.
– Доктор Палаши мне только что рассказал. Поверить не могу!
Глаза у нее огромные, как блюдца.
– Я ужасно рада, что его вывели на чистую воду!
Похоже, Максина только-только узнала про стычку Руби с Любимчиком в буфете и его ниспровержение.
– Я чувствовала, что что-то происходит. Он ходил такой пришибленный, это все заметили. Уже не порхал туда-сюда по больнице, тряся перед всеми своей ширинкой, – говорит она, откидываясь на спинку стула и, словно школьница, крутя локон на пальце. – Честное слово, он ни одной юбки не пропустил! Вот почему я его всегда ненавидела.
– По-моему, он вообще никому не нравится, что меня не удивляет, с учетом его поведения, – отвечаю ей, разыскивая нужные снимки.
– Только не пойми меня неправильно, я ненавидела его вовсе не потому, что он не попробовал со мной. Но вообще, он ко мне ни разу не прикоснулся, никогда не заигрывал, да что там – не подмигивал даже! Это меня ужасно выводило из себя, вот же мелкий засранец! Ну скажи, разве со мной что-то не так? – спрашивает она, громко фыркнув.
Я, однако, решаю, что оглашать сейчас весь список будет грубовато, и предпочитаю промолчать.