– Ага, этому и учат! Думаешь меня не учили, сестру мою, мать?! Уважать, молчать и в рот заглядывать, да! Когда этот твой муж тебя ни во что не ставит, ноги вытирает, а сам ходит и вон, замужних русских баб трахает, как ты сам говоришь…Благодетель тоже мне нашелся! Недоебанные они. А ты вот прямо найдешь и дое…
– ЧЁто плохо учили, раз такое говоришь! – рыкнул Хабиб, сжимая сильнее руль. Так, что сбитые смуглые костяшки его пальцев слегка побелели.
И мне бы остановиться…
Но у каждого из нас есть свой триггер…И это был мой. Выстраданный, взращённый, постоянно нарывающий от любого давления.
– Учили, как тебе и не снилось, – отрезала срывающимся от эмоций голосом, – Только у меня и свои глаза тоже есть. И мозги…
– И что ж твои мозги? – Хабиб вскинул бровь с презрительной издевкой, косясь на меня, – Где ж муж твой, Мадин? Уже не девочка поди…Что? Так и не случилас любов? Не выбрала?
– Был у меня муж. И да, я его сама выбирала! И ни секунды не жалею, что не дала навязать мне какого-нибудь… такого как…– я поджала губы, проглатывая точно обидные для Сатоева слова.
Окатило вдруг жаром стыда. Вся кожа запылала. И что я так разошлась? Ну не плевать ли мне, что этот мужлан горный думает? Сейчас доедем, и я его больше и не увижу никогда. Тем более, он мне помог, а я…
Вот только, если я резко тормознула, то раззадоренного Хабиба уже было не остановить. Он резко вывернул руль и почти прочесал капотом метровый сугроб на обочине, прежде чем кадиллак дернулся, буксанув в снежной каше и наконец остановившись. Сзади заорал чей-то матерящийся клаксон.
Я инстинктивно вжалась в сидение. Что он…? Вопрос застрял в сдавленном комом горле. Мои глаза широко распахнулись, когда Хабиб щелчком отстегнул свой ремень безопасности и уже через мгновение навис надо мной настоящей горой, загораживая свет и, наверно, целый мир своей могучей спиной. Лицо опалило горячим горьковатым дыханием, ноздри защекотал терпкий мужской запах. Черные, прищуренные глаза напротив задвоились от того, что были слишком близко. Хриплый голос на грани шепота вибрацией загудел в груди:
– Такого, как я, хотела сказать, Мадин?
Прикосновение грубых подушечек пальцев, издевательски ласковое, к моей щеке – как электрошок, прострелило насквозь. Я замерла, приоткрыв губы, но не смогла даже вдохнуть, не то что ответить.
Расплывающуюся у меня перед глазами хищная кривая ухмылка, горячая шершавость пальцев, гладящих моё лицо, чужое дыхание в моих лёгких и безумный сердечный ритм в ушах – больше в эту секунду не существовало ничего.
Человек- удивительное существо. По сути – зверь, но мечтающий им не быть. Обладающий инстинктами и делающий всё возможное, чтобы попытаться от них не зависеть. Накладывающий на любые физические реакции отпечаток разума, мысли.
Но иногда животная природа прорывается подобно вулкану, вмиг плавя весь налёт цивилизации. Не оставляя от тебя разумного ничего.
В это мгновение я забыла, кто я. Не могла думать, анализировать. Только животные простые реакции, которые я с трудом могла отследить краем сознания.
Страх, смятение и возбуждение.
Умопомрачительный коктейль, отключающий мозг. Мне было удушающе страшно от понимания того, что у меня нет никакой возможности при надобности отбиться от Хабиба. Его физическая мощь давила, заставляя ощущать себя абсолютно беспомощной. И от этого ласковые прикосновения его шероховатых пальцев к моей щеке ощущались особенно остро. Так, что все внутренности узлом скрутило и кожа стала нестерпимо чувствительной в попытке уловить эти чуть небрежные, легкие касания. Кажется, я перестала дышать.
Его ладонь накрыла мою щеку, сползла ниже, обхватывая шею. Не сильно, лишь давая прочувствовать грубую мозолистую кожу на внутренней стороне кисти. Большой палец прошелся по моим приоткрытым губам и язык укололо острым вкусом чужой кожи. Я сделала рваный вдох, ощущая, как гортань упирается в мужскую руку.
А на выдохе Хабиб меня поцеловал.
В первую секунду почти так же нежно, как касался пальцами щеки – давая прочувствовать, что его губы теплые и достаточно мягкие, что у них приятный терпкий вкус. Что это не принуждение, и я хочу сама…
И я хотела. Инстинктивно подалась к Сатоеву в желании углубить поцелуй, раскрывая рот и впуская толстый горячий язык. Вцепилась в его плечи, дурея от ощущения стальных мышц, хорошо прощупывающихся сквозь тонкую ткань свитера, под своими пальцами. Жалобно сладко всхлипнула. Словно сигнал, что да. И Сатоев его считал.
Ладонь на моей шее мгновенно сомкнулась жестким кольцом, уже ощутимо сдавливая горло. Мужские губы вжались сильнее, причиняя легкую навязчивую боль, язык глубоко проник в рот, мешая дышать. Хабиба вдруг разом стало безумно много. Запах, вкус, жар, давление. Я протестующе замычала, ощущая панику, подкатывающую липкой волной, но звук заглох в сдавленном горле, не покинул рта, в котором хозяйничал чужой язык. Уперлась ему в плечи, но оттолкнуть не выходило – скорее беспомощно скребла по ним и вздымающейся от частого дыхания груди, будто наоборот ища спасения в топящем меня человеке.