Довлатов

Встреча Сережи с Аликом, которая состоялась почему-то в доме Доната, в силу какого-то закона абсурда, сопровождавшего многие наши встречи и впоследствии, при загадочном участии соседки Доната, молодой барышни наших лет по имени Аида, вероятно, и стимулировала продвижение американской психологии на декаду вперед. Доселе не виденный мною сконфуженным, Сережа был загнан в тупик собственной самоуверенностью, утратил атрибуты власти и в попытке камуфляжа то конфузливо двигал какой-то столик, сервированный пивом с бутербродами, то заслонялся бардом Вертинским, вещавшим нам потертым от времени и долгого употребления голосом с пластинки тридцатых годов…

(Пекуровская А. Когда случилось петь С. Д. и мне. СПб., 2001. С. 183)

Дмитрий Дмитриев:

Так или иначе, Ася, как мне кажется, начала к Сереже охладевать. Для него это была катастрофа, ему нужно было удержать ее любой ценой. Я думаю, именно поэтому он решил жениться — таким образом он думал удержать ее за собой. Иначе Сережа вряд ли бы стал обзаводиться семьей в таком раннем возрасте, к этому он был еще совсем не готов.

Ася Пекуровская:

С Игорем Смирновым и Мишей Абелевым мы встречаемся где-то в парке, где Сережа, по модели Печорина, но играя роль статиста, слушает Мишу, терпеливо объясняющего мне, что по случаю Сережиного решения уйти из университета, записавшись в армию, чуть ли не в войска НКВД (чтобы там «быть убитым чеченской пулей»), мне совершенно необходимо выйти за него замуж. На мой вопрос, как одно следовало из другого, Миша настаивает, глядя в одну точку из небесной сферы, что это совершенно необходимо и иначе быть не может.

На нашей свадьбе, сыгранной в ключе патриархально-поминальном и состоявшейся в марте 1962 года, присутствовало несколько кем-то оповещенных гостей, включая Нору Сергеевну, захваченную, кажется, врасплох и с большим опозданием Андреем и Варей Черкасовыми. Хотя брачной ночи по контракту не предусматривалось, в ритуал свадьбы был включен утренний променад по Невскому проспекту с необозначенной целью, которая, как известно, оправдывает средства. При встрече с первым же вступившим с ним в контакт знакомым Сережа театрально вскинул руки в направлении моей персоны и, улыбаясь своей чарующей улыбкой, произнес заготовленный для этого случая афоризм:

— Знакомьтесь, моя первая жена Ася, — тем самым оставляя за собой место на Олимпе новых пороков: — Я буду женат дважды, и оба раза счастливо.

(Пекуровская А. Когда случилось петь С. Д. и мне. СПб., 2001. С. 185–186)

Дмитрий Дмитриев:

Нора Сергеевна, кстати говоря, не очень одобрила это решение Сережи. Не то чтобы ей категорически не нравилась Ася. Она относилась к Асе иронически, но все-таки, пожалуй, по-своему ее любила. В то же время Нора Сергеевна не верила в то, что брак этот может оказаться счастливым, и уже на свадьбе, насколько я помню, она говорила о своих сомнениях моей маме. Как известно, она оказалась права: вскоре после свадьбы Ася ушла от Сережи.

Между прочим, перед их свадьбой я одолжил Сереже свое кольцо — то, которым я обручился с Ирой Бурхановой. Ася хотела, чтобы были, как положено, кольца, а денег у Сереги, естественно, не было. Тогда он взял одно кольцо у матери, а другое — у меня. Как многим, наверное, известно, Сережа с Асей, как и мы с Ирой, тоже расстались довольно быстро. Вот я и думаю: не в кольце ли дело?

Ася Пекуровская:

Оказавшись в числе первопроходцев, составивших счастье начинающему писателю и будущему ценителю счастливых браков, я сделала деликатную попытку оставить еще не потерявшую видимой актуальности должность сестры милосердия. В ответ на мое заявление об уходе была введена тема самоубийства, и однажды, развивая эту тему, Сережа увлек меня в свою комнату, ловко подхватил стоявшую наготове и где-то добытую винтовку и сказал с загадочной улыбкой, при этом дважды поворачивая ключ в замочной скважине:

— Самоубийство мне доступно и без тебя, а вот убийство… тут ты незаменима.

(Пекуровская А. Когда случилось петь С. Д. и мне. СПб., 2001. С. 186)

Я без конца думал о Тасе. Жил без единой минуты равнодушия. А следовательно, без единой минуты покоя. Я боялся ее потерять.

Если все было хорошо, меня это тоже не устраивало. Я становился заносчивым и грубым. Меня унижала та радость, которую я ей доставлял. Это, как я думал, отождествляло меня с удачной покупкой. Я чувствовал себя униженным и грубил. Что-то оскорбляло меня. Что-то заставляло ждать дурных последствий от каждой минуты счастья.

(Сергей Довлатов, «Филиал»)