Довлатов

У редактора Туронка лопнули штаны на заднице. Они лопнули без напряжения и треска, скорее — разошлись по шву. Таково негативное свойство импортной мягкой фланели. Около двенадцати Туронок подошел к стойке учрежденческого бара. Люминесцентная голубизна редакторских кальсон явилась достоянием всех холуев, угодливо пропустивших его без очереди.

Сотрудники начали переглядываться.

Я рассказываю эту историю так подробно в силу двух обстоятельств. Во-первых, любое унижение начальства — большая радость для меня. Второе. Прореха на брюках Туронка имела определенное значение в моей судьбе…

(Сергей Довлатов, «Компромисс»)

Михаил Рогинский:

Нет, я думаю, Митя сильно преувеличивает. Генрих Францевич действительно умер от сердечного приступа, но Довлатов тут ни при чем. Тем более что из «Компромисса» вовсе не следует, что Туронок — подлец. Автор может подшучивать над ним, изображать его иронически, но он нигде не говорит, что наш редактор был человеком непорядочным. Довлатов не унижает его человеческого достоинства. Персонаж у него получился чудаковатый, нервный. Но, если задуматься, мы все изображены чудаками; в конце концов, мы такими действительно были, такими и остаемся.

Елена Скульская:

Мне кажется, настало время, когда прототипы довлатовских персонажей, если они еще живы, должны стараться соответствовать своим персонажам. Он сам в шутку говорил, что будет делать все, чтобы больше походить на рисунок Бродского. Сегодня многие из нас уже даже не вспомнят, как все было на самом деле. Потому что проза Довлатова убедительнее и в этом смысле правдивее той жизни, которую мы прожили. Зачем же ее опровергать?

У Бродского есть дружеский шарж на меня. По-моему чудный рисунок.

Я показал его своему американцу. Он сказал:

— У тебя нос другой.

— Значит надо, говорю, сделать пластическую операцию.

(Сергей Довлатов, «Записные книжки»)

Виктор Иванов:

В то время я и подумать не мог, что Довлатов сделает меня одним из героев своей знаменитой повести. Впервые я его встретил в редакции газеты «Советская Эстония», а через некоторое время Рогинский, который часто посещал ипподром, привел ко мне Довлатова. Мы встретились с Сергеем и с Мишей где-то за час до начала бегов. Я им принес программку, в которой сделал прогноз на эти бега, и они пошли играть. В те годы ипподром был очень привлекательным местом для интеллигенции — только здесь можно было легально играть на деньги — то есть делать что-то такое, что шло вразрез с общими правилами советской действительности. Поэтому на ипподроме я встречал очень многих людей из таллиннского литературного круга.