Довлатов

В молодости он повторял с восторгом и надеждой: «Если бы я мог написать хоть один рассказ, как Куприн!» В другой раз он говорил о своем сверстнике, поэте, моем тогдашнем друге: «Мне позвонил Н. Представляете себе? Это как если бы вам позвонил Николай Угодник». Или: «Вы не знаете всех степеней низости ленинградской литературы. Вообразите, есть люди, которые, как я уважаю вас, уважают меня».

В этом «я уважаю вас», искренне обращенном ко многим знакомым и незнакомым, была основа и мера его самоуважения. Он выбрал быть своим среди уважаемых, а не лучшим среди неуважаемых.

( Найман А.Персонажи в поисках автора // Малоизвестный Довлатов: Сборник. СПб., 1995. С. 407)

Кроме того, Найман пишет замечательные стихи, он друг Ахматовой и воспитатель Бродского.

Я его боюсь.

Мы встретились на улице Правды. Найман оглядел меня с веселым задором. Еще бы, подстрелить такую крупную дичь! Скоро Найман убедился в том, что я — млекопитающее. Не хищник. Морж на суше. Чересчур большая мишень. Стрелять в меня неинтересно. А сейчас…

— Мы, кажется, знакомы? Демобилизовались? Очень хорошо… Что-то пишете? Прочитайте строчки три… Ах, рассказы? Тогда занесите. Я живу близко…

Найман читает мои рассказы. Звонит. Мы гуляем возле Пушкинского театра.

— Через год вы станете «прогрессивным молодым автором». Если вас это, конечно, устраивает…

(Сергей Довлатов, «Ремесло»)

Анатолий Найман:

Никто не знал, кто чего стоит, потому что не было открытого рынка. Была видимость литературы, музыки, живописи, которые появлялись в виде книг, симфоний, картин, выполнивших ряд условий, никак с искусством не связанных. Так что какая-то точка отсчета была: что признано, то не искусство. А за этим, естественно, следовал нелогичный вывод: что не признано, то и гениально. Так было в середине 50-х; в середине 80-х, несмотря на коррективы, вносимые опытом новой эмиграции, все еще было так.

Я старше Довлатова на шесть лет, для молодых это, как известно, огромная разница в возрасте. Кроме того, в кругу непечатающихся, непризнанных то есть, своя иерархия, свои авторитеты, и в первые годы нашего знакомства Довлатов вел себя со мной так, как если бы я был одним из них. Вероятно, так же, как авторитет, держал себя я.

( Найман А.Персонажи в поисках автора // Малоизвестный Довлатов: Сборник. СПб., 1995. С. 405–406)

Приношу ему три рассказа в неделю.

— Прочел с удовольствием. Рассказы замечательные. Плохие, но замечательные. Вы становитесь прогрессивным молодым автором. На улице Воинова есть литературное объединение. Там собираются прогрессивные молодые авторы. Хотите, я покажу рассказы Игорю Ефимову?

— Кто такой Игорь Ефимов?

— Прогрессивный молодой автор…

(Сергей Довлатов, «Ремесло»)

Яков Гордин:

В этой пестрой компании были Виктор Соснора, Игорь Смирнов, поэт Дмитрий Минин (не знаю, что с ним сейчас). Я думаю, Сережа в нее попал через Игоря Смирнова. По моим ощущениям, эти встречи оборачивались скорее весельем, чем литературными дискуссиями. Сережа принимал в этом активное участие, но, я думаю, его писательская жизнь (тогда скорее внутренняя) проходила отдельно. Сережа действительно был ни на кого из «Горожан» не похож. Впрочем, все эти люди были абсолютно непохожи друг на друга. Удивительно: литературные группы и компании в то время не предполагали никакого взаимного влияния писателей. Исключение составляла поэзия, в которой два человека (Бродский и Кушнер) действительно многое определяли. Хотя были люди, которые писали по-другому.