Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Ваши ошеломительные успехи в издательствах и журналах познакомили меня с чувством, которого до сих пор не знал: с завистью. И уж если меня, наконец, пробило, то я Вам очень настоятельно советую с другими знакомыми не делиться Вашими новостями, а только пожимать плечами и махать рукой в ответ на расспросы. А то сожгут, съедят, испепелят!

Понятно, что Ефимов пытается иронизировать, показать свою легкость, ироничность к достижениям младшего коллеги. Но получается несколько тяжеловесно, особенно когда в следующем абзаце он пишет, что вкладывает в письмо копию отзыва Нодара Джинджихашвили на его «Метафизику». Желание ответить есть – отвечать нечем.

Помогает Ефимову подобрать нужные слова сам Довлатов. В ответном письме от 2 октября он говорит правду о своем успехе, которую хочет услышать Ефимов:

Все, что Вы, Игорь, пишете о моих, так сказать, успехах, надеюсь, шутка. Я нахожусь в полной зависимости от агента и переводчика, людей симпатичных, но совершенно далеких. Многие затеи проваливаются. Денег все это приносит мало. Того уровня, при котором ощущаются моральные преимущества, я в Америке никогда не достигну, а положение среднего писателя здесь, как вы знаете, очень незавидное. Короче, все комплексы на месте. И выходит, что людей, способных реагировать на мои «достижения», совсем немного. Для любого штатного сотрудника радио «Либерти» я – человек, заслуживающий сострадания.

Затем он сочиняет в конце письма вымученный и от этого двусмысленный комплимент:

Да, я забыл сказать, что Ваша литературная репутация в русской среде и сейчас несравненно выше моей, о Ваших книгах все говорят с каким-то серьезным выражением лица.

Довлатов бережно и целенаправленно собирал все отзывы на «Компромисс». К упоминанию своего имени он всегда был неравнодушен. Рубин, уязвленный вынужденным уходом из «Нового американца», пытался связать свое смещение с особым авторским честолюбием Довлатова:

Думая над природой его предательства, я вспомнил признание, сделанное им в одном из наших бесконечных разговоров. Я как-то обмолвился, что не захватил в Америку, да и не хранил никогда своих книг, вырезок со своими статьями, материалов с упоминаниями о себе в газетах и журналах.

– А я, – возразил Сергей тоном, в котором, как обычно у него при подобных признаниях, сквозила ирония по отношению к себе, – храню каждую заметку, где есть фамилия «Довлатов». У меня уходит уйма времени и сил на их розыск. Я если узнаю, что где-то названо мое имя, пусть и в двадцатистрочной заметке, пишу знакомым и прошу, чтобы нашли и переслали мне статью. Иногда – несколько раз с напоминаниями. И не успокаиваюсь, пока не разыщу то, что хочу.

Рубин с некоторой наивностью полагал, что, свергнув его с поста главного редактора, Довлатов будет печатать особо крупным шрифтом свою фамилию на первой странице газеты. Подтвердим, писатель себя не забывал. Порой «корыстно» пользовался служебным положением. Например, на второй странице № 52 «Нового американца» напечатано объявление под заголовком «Новая книга Сергея Довлатова»: