Довлатов. Скелеты в шкафу

Нет, конечно, авроровский кабинет Лены Клепиковой даже отдаленно не походил на знаменитые литературные салоны. Скорее литературная забегаловка, место схода писателей, известных и начинающих, где они случайно и неслучайно, предварительно сговорившись, тусовались, звездили, спорили, ссорились, разбегались, а потом, уже в избранном составе, встречались наново у нас в гостях по разным поводам и на совместных наших днях рождения, о чем и свидетельствует посвященное нам Бродским стихотворение, которое будет далее приведено полностью, вместе с детективным комментарием. Он же окрестил наш дом «литературным оазисом в ленинградской пустыне» – пусть и преувеличение, но с его легкой руки эта метафора-гипербола пошла гулять по городу как идиома. Да и сам Бродский уже не расставался с придуманным им образом: он дал нам на прочтение рукопись своей новой книги «Остановка в пустыне», которая вышла год спустя в Нью-Йорке (1970), а одно из самых сильных в его закатные «тощие» годы стихотворений называлось «Письмо в оазис».

Что до «Авроры», то она позднее стала местом действия написанного еще в России докуромана Елены Клепиковой «Убежище». То же с документальной прозой Владимира Соловьева – будь то повесть «Еврей-алиби», где беллетристики чуть-чуть и где реальный Довлатов помянут больше двадцати раз, исповедь «Бог в радуге» с семидесятью пятью ссылками на Довлатова или главы из посвященного Бродскому нашумевшего романа «Post mortem», где речь как раз об отношениях двух самых прославленных в России писателей, – там Довлатова и вовсе несчитано, за сотню зашкаливает. Само собой, дело не только в числе упоминаний: Довлатов везде не стаффажная фигурка, а один из главных фигурантов. Не говоря уже о том, что эти тексты восстанавливают обстановку, атмосферу, если угодно, живительную, животворную среду, в которой существовала тогда питерская литературная молодь – включая Иосифа Бродского и Сергея Довлатова. Наш герой дан не на фоне, а в культурном, политическом, человеческом, сексуальном, каком хотите контексте! Он из него вырастает во весь свой гигантский рост. Можно и так сказать: художественная проза – в дополнение и углубление мемуарно-портретной.