Довмонтов меч

Да и посадник Павша, тоже ходивший на Раковор, был на новгородском вече за князя Димитрия. Высокий, плечистый, он голосом и осанкой сам бы сошёл за князя. Вече его любило. Даже в тяжкие, смутные мгновения, когда народ стоял затаив дыхание или, наоборот, кричал без разбора яростные слова, он мог пошутить, и все сразу, как бы взглянув на себя издалека и осознав, в сколь глупом положении могли бы только что очутиться, начинали смеяться вслед за ним. А там, как бы уже сами собой, и находили как поступить.

Однако были и те, кто на вече кричал за князя Василия.

— Кто нас в Орде от татар уберёг, или забыли? — вопрошали они. — Были бы сейчас под полками, что хотел вести Ярослав Ярославич. А князь Димитрий молодой, ещё успеет накняжиться.

Опять ему поминали его молодость. Теперь уже по привычке, потому не намного моложе был своего дяди. Просто у дяди живот да зад, словно на откорме, дядя на крыльцо взберётся, сразу пот отирает, он же — на любую гору бегом вбежит, на скаку в седло запрыгивает.

На Ярославовом дворе жило на радость и веселье новгородцев два посольства. Бояре одного и другого князей, едва здороваясь друг с другом, тайно встречались с лучшими людьми, склоняли их на свою сторону.

Большинство вече кричало за князя Димитрия, его признали князем новгородским.

Но дядя, как несколько лет назад в происках против Ярослава, показал неожиданную прыть.

Зачем городу князь? Чтоб надёжная защита была. Если враг какой захочет границы пересечь, тут и князь с дружиной. Если кто выйдет разбойничать, людей в полон уводить — снова князь.

В вольных городах Пскове да Новгороде князя нанимают только на службу. Всеми землями владеют сами города, и князьям здесь ничего не принадлежит. При найме с князем посадники заключают договор: сколько княжеских артелей могут рыбу ловить и в каком месте, сколько ватаг могут идти на море и бить морского зверя, а сколько — лесного, сколько нужно прокорма для его людей. Этот договор читают на вече. Потом князь подписывает и ставит свою печать. Степенной посадник тоже подписывает и ставит печать города. Вече ещё может потребовать, чтоб князь крест целовал в знак твёрдости договора или поклялся на кресте.

Если же кто договор нарушил — город или князь, — снова выходи на вече.

В Пскове и Новгороде привыкли менять князей. Как что не по договору — иди, другого себе найдём.

Кроме князя есть в городах и своё ополчение — тысяча. Во главу тысячи вече выбирает тысяцкого, воеводу. Тысяцкий — главный помощник степенному посаднику, которого тоже выбирает вече, только на срок, чаще на четыре года. Кроме степенного посадника ещё есть и просто посадники — бояре от городских концов из лучших семейств. Их выбирают уже сами концы — части города. Чаще бывает так: сначала боярина выберут просто посадником, потом город его узнает и выберет степенным.

После срока он снова становится обычным посадником или входит в боярский совет. Годы пройдут — смотришь, его снова выбрали в степенные.

Потому-то во Пскове совпали два события. Первое было печальным — умер неожиданно воевода Давид Якунович. Умер смертью лёгкой, доброй. Рассказывал весёлую историю, вдруг поперхнулся и навзничь откинулся. Дети, жена смотрят — а он уж и мёртв.

Оплакивал его весь город. А на поминки приехали и новгородские Якуновичи — бояре с Прусской улицы, — дети новгородского тысяцкого Якуна, что водил полки ещё с князем Александром Невским. Сбыслав Якунович, бывший степенным посадником в Новгороде скоро после Чудской битвы, немало помог разорённому тогда Пскову. И Гаврилу Лубиничу странно было видеть богатыря, которого он помнил с детства, немощным тощеньким старичком — так усох знаменитый когда-то степенной посадник.

В те же дни кончился срок самого Гаврила Лубинича. Со степени он, сняв соболью шапку, кланялся Господину Пскову, прощался с должностью. Псковичи обид на него не держали, помнили за ним только добро. Однако долго рядили, кого же поставить из новых. Собирались на улицах, громко спорили.

— А давайте тысяцким Лубка, — предложил кто-то. И имя его зазвучало всё чаще.

— Не можно Лубка, Гаврило Лубинич только что правил! — возражали другие.

— Вчера правил, а сегодня — другой будет править!

В прежней своей жизни Довмонт всего, что происходило в те дни, не видел. Да и на Руси тоже видел не каждый князь. Во многих городах давно уж забыли, когда собиралось вече.

Наконец собрали вече, чтоб решить окончательно. Князю тоже было положено сидеть на скамье степени. И у него была одна привилегия — не снимать перед гражданами шапку. Все сидящие на скамье, хоть и под палящим солнцем, сидели не снимая шапок. Однако, вставая, чтобы сказать слово, немедленно оголяли голову. Князю же оголять голову на степени было не положено. Степень — это не церковь. Там все прихожане перед Богом равны, тут помнили — княжеский род, он тоже от Бога.

И всё же Псков более разумен, чем Новгород. Тут такой замятии, чтобы шла с оружием улица на улицу, не бывает. Всё решили мирно и полюбовно: воеводой выбрали Лубка Гаврилыча, степенным посадником — боярина Селилу Олексича.