Довод Королей

Герика молчала, пока они, держась за руки, шли между цветущими кустами, утреннее солнце играло на каплях росы, щебетали птицы, прямо перед ними пролетела большая глупая стрекоза. Сад захлебывался поздней весной, и под ясным синим небом, среди молодой листвы и цветов его собственные мысли показались Эрасти нелепыми и невозможными...

2885 год от В.И.

23-й день месяца Медведя.

Арция. Урб

Герцог Эстре был в седле, когда брат Ее Величества, зевая, соизволил выйти во двор. Александр равнодушно наблюдал, как Фернан Реви садился на коня, но внутри его все кипело. Этот выскочка и наглец, навязанный ему в спутники, ничего не понимал в том, чем они занимались, постоянно путался под ногами и при этом развлекался в меру своего достаточно-таки убогого, с точки зрения Сандера, воображения. Ночные попойки и распускание рук по отношению к женам и дочерям хозяев замков, в которых они останавливались, вызывали у Александра отвращение. Впрочем, нобили, пресмыкающиеся перед ничтожеством только потому, что оно состоит в родстве с королевой, тоже не вдохновляли. Если барон Урб счел уместным отправить жену в постель высокому гостю, а та с видимым удовольствием отправилась, Сандера это не касается. Нигде не сказано, что можно уважать тех, кто не уважает сам себя.

Эстре был рад, что покидает Урб, а что до Реви, на него вовсе не обязательно смотреть и тем более разговаривать. Александр молча послал жеребца к воротам, даже не попрощавшись с хозяйкой – пусть с ней Фернан прощается, если хочет.

А вот замковая стража – дело другое. Воин всегда поймет воина, рука Тагэре взметнулась в приветствии, и два ветерана прямо-таки расцвели. Подъемный мост с грохотом опустился, и брат Его Величества продолжил поездку по югу Арции.

Александр сам не понимал, что на него нашло. Фернан был мерзок, но не хуже, чем всегда, да и приторно-сладкий барон был одним из многих. И вместе с тем Сандер чувствовал, что что-то изменилось. Неужели все дело в крике, что почудился ему прошлой ночью? Он расспросил и слуг, и владельцев Урба, они ничего не слышали и были готовы в этом поклясться. Эстре им верил, видимо, он спутал сон с явью, хотя такого с ним еще не случалось. Жалкий, испуганный вопль, оборвавшийся каким-то хриплым бульканьем, стоял у него в ушах все утро, вызывая необъяснимую тревогу и дурацкие мысли.

Отчего-то пришло в голову, что брат намеренно убрал его из Мунта, а Фернана отправили с ним, чтобы тот всячески затягивал поездку. Глупость, конечно, но Филипп и впрямь в последнее время избегал смотреть в глаза, словно задумал что-то нехорошее. Может, дело в Жаклин? Собрался выдать ее замуж за кого-то из «пуделей»? За сына Эллы? Королева явно зарится на богатства Фло.

Да нет, глупости все это. Жаклин еще носить и носить траур и по мужу, и по отцу. Желающим прикарманить наследство Короля Королей придется обождать. И все же ночью что-то произошло. Кто-то умер. Обен? Евгений? Кардинал стар, как мир, да и граф немолод... Нет, тогда бы ему почудилось что-то другое. Наверное, все дело в разлуке с Сезаром, который сейчас уже в Лиарэ. Он привык, что друг рядом, а теперь придется год, если не больше, обходиться без него. Сандер понимал, что война с Ифраной неизбежна и что удобнее всего нанести двойной удар из Оргонды и Арции. Отъезд виконта Малве был необходим, и все-таки без Сезара было плохо.

Александр с детства привык лечить дурное настроение шпагой или скачкой и, выехав из Урба, послал иноходца в галоп. Он любил чувствовать под собой конскую спину, любил цокот копыт и ветер в лицо. Верхом Александр давал фору любому рыцарю, и знал это. Если Реви хочет ехать медленно – пусть его...

День выдался хороший, и настроение герцога мало-помалу улучшилось. Сандер оставил «пуделя» позади, от души наслаждаясь конским бегом, солнцем, ветром, облаками. «Волчата» с удовольствием следовали за своим предводителем, они быстро миновали Овсяную тропу и выехали на Морскую дорогу. У развилки их ждали двое. Именно ждали. Юноша и девушка молча стояли посреди дороги. Он впереди, она чуть сзади. При виде кавалькады незнакомец положил шпагу на землю и встал на одно колено, однако головы не опустил, дерзко глядя в лицо приближающемуся всаднику. Девушка присела в реверансе. Александр придержал коня, рассматривая странную пару. Одежда, внешность, манеры выдавали в обоих южан, и, безусловно, благородного происхождения. Парню было года двадцать три, стройный, высокий, со смуглым нервным лицом, отчего-то казавшимся смутно знакомым. Девушка была явно младше брата, а с ней, безусловно, был ее брат: родовое сходство прямо-таки било в глаза. И если мужчина был красив, то женщина была прекрасна. Скорее полная, чем худая, с матовой кожей и роскошными черными волосами, затянутыми на затылке странным тяжелым узлом, она молчала, только огромные глаза с надеждой и страхом смотрели на герцога.