Довод Королей

Рыцарь вторую кварту бесцельно слонялся по наботскому замку, когда прискакал молодой дарниец с письмом от герцога Эстре. Александр просил Артура отвезти Его Величеству донесения и черновик тестамента[114] между арцийской короной и владетелями Гвары и Лидды. Герцог писал, что надеется на виконта Барре, этого было достаточно. На следующий день в сопровождении приличествующего случаю эскорта Бэррот пустился в путь, мужественно перенося неизбежную боль. Александр Тагэре рассчитывал на его дипломатические таланты, и Артур Барре, пока не способный служить герцогу мечом, был готов умереть, но оправдать доверие. Виконт торопил коней, но, как бы он ни спешил в столицу, не заехать в Мальвани не мог. К письму Александра была приложена записка Рафаэля Кэрны, просившего проведать и успокоить сестру, а просьба друга для Артура была не менее священна, чем приказ сюзерена или верность умершей возлюбленной. И Бэррот завернул в Мальвани. Он собирался вручить Дариоло Кэрне письмо брата и вновь вскочить в седло, но судьба готовила ему другое.

Небо, хмурившееся с утра, разразилось грозой с проливным дождем и градом. Продолжать в такую погоду путешествие было безумием. А потом... Потом Артур увидел Дариоло, и земля ушла у него из-под ног. Рыцарь застыл на месте, не в силах оторвать глаз от прекрасного лица, обрамленного облаком черных кудрей. До этого дня виконт ни разу не видел мирийку вблизи. Сначала Кэрна избегали общества мунтской знати, а затем оскорбленный на турнире Артур уехал в Барре, откуда отправился в Оргонду. Разумеется, он знал, что сестра Рафаэля прекрасна, но слова – это только слова. Действуя в каком-то блаженном полусне, рыцарь вручил небесному видению свиток. Дариоло что-то спросила, он ответил невпопад. Выручил слуга, сообщивший, что комнаты гостя готовы.

Еще утром виконт был свято уверен, что в его жизни нет и не может быть любви и его сердце умерло вместе с Отилией. Ни слезы матери, ни уговоры и приказы отца не могли заставить наследника рода Бэрротов обратить внимание на красивых невест, восхищенно взиравших на прекрасного рыцаря. Выросший на старинных балладах юноша в четырнадцать лет страстно влюбился в соседку по имению. Отилия была на год старше виконта, тогда робкого и некрасивого. Артур боготворил девушку, каждый день посылал ей стихи и розы из замковой оранжереи и мечтал убить во славу возлюбленной дракона или в крайнем случае выиграть королевский турнир. Кто знает, чем бы все закончилось, но встревоженный отец отправил наследника в гости к дяде по матери. Расчет оказался неверным. Артур не только не забыл свою возлюбленную, но и наделил ее новыми восхитительными чертами.

За два года в воображении виконта возник образ, в сравнении с которым даже прекрасная Виктория[115] могла показаться грубой служанкой. А потом Отилия погибла под копытами понесшей лошади. О ее смерти Артур узнал спустя несколько месяцев и торжественно поклялся никого не любить, храня верность умершей. У родителей это вызвало улыбку, но виконт свято держал данное слово. Разумеется, в его жизни были женщины, и немало. Но ни одна из них не вытеснила из его сердца придуманный в юности образ, а жеманство и глупость девиц на выданье, равно как и навязчивость их мамаш, вызывали в сердце рыцаря стойкое отвращение. Но Дариоло не была земной женщиной. Она была феей, волшебным видением. Умереть за нее и во имя ее было бы величайшим счастьем!

Оруженосец и принесший воду слуга вырвали виконта из мира грез, но, умываясь и переодеваясь, он видел перед собой оленьи глаза, обрамленные длинными, загнутыми ресницами, и слышал нежный голос. В столовый зал Артур Бэррот спустился окончательно влюбленным. Даро уже была там, неимоверно прекрасная в нежно-розовом платье с ниткой кораллов на лебединой шее. Сердце гостя колотилось, язык прилип к гортани, от избытка сжигающих его чувств рыцарь чуть было не онемел. К счастью, герцогиня попросила рассказать о войне. Это его и спасло. Артур был скромным человеком и говорил не о себе, а о своем сюзерене. Он говорил, а богиня слушала, широко распахнув бездонные глаза. Артур смотрел в них и тонул, тонул, тонул...

2887 год от В.И.

2-й день месяца Зеркала.

Таяна. Варха

Огненное кольцо соперничало синевой с весенним небом, разгоняя осеннюю безнадежность. Гиб, привыкший к эльфийской магии и переменивший свое мнение относительно Перворожденных, радостно заржал при виде Эмзара, стоявшего на раскисшей от дождей тропке.

Рене так и не удосужился узнать, приходится ли ему Снежное Крыло предком или просто родичем, более похожим на эландца, чем тот из Лебедей, кто осмелился полюбить смертную. Да и неважно это было, особенно теперь. Скиталец, улыбаясь, спрыгнул на землю, но Гиб не исчез, как обычно. Водяной конь, лишенный, как и его давным-давно сгинувшие родичи, языка, не утратил ни ума, ни способности понимать чужую речь, а разговор касался и его.

– Ты пришел, а Клэр нет, это может значить многое.

– А может и ничего не значить. Мы разминулись, я думал, он уже здесь.