Дождь

Адели на мгновение показалось, что вместе с несколькими монахами сама Смерть зашла к ней в камеру, и она впервые так отчётливо почувствовала рядом с собой ее холодное дыхание. Никогда еще она не ощущала смерть так близко. Было около одиннадцати часов утра, когда Адель последний раз вывели из камеры и медленно повели по широкому тюремному коридору. Она шла еле-еле, с трудом волоча ноги, и служникам приходилось то и дело поддерживать её, чтобы она не упала. Девушка дала волю своим чувствам, и слёзы, не переставая, текли из её глаз. Смерть была так близка, что это приводило её в неописуемый ужас. Осмотрев сопровождающих её монахов, она не увидела среди них Бернарда. Как жаль, что его здесь нет! Ей было бы не так страшно. Предупредил ли он её семью, или нет? Сейчас только эта мысль мучила её больше всего. И вот, наконец, Адель со своими конвоирами вышла из мрачного темного здания тюрьмы на улицу. Адель уже две недели не выходила на свежий воздух, поэтому у неё сразу закружилась голова, и она чуть не упала, но её быстро подхватили под руки и удержали на ногах. Наконец-то она вышла на улицу! Как же она мечтала об этом все эти дни, глядя в маленькое оконце в своей мрачной камере. И вот её мечта сбылась. После долгого сидения в темной камере солнечный свет поначалу ослепил её, и она ненадолго потеряла способность вообще что-нибудь увидеть. Но очень скоро глаза привыкли к яркому солнечному свету, и Адель увидела перед собой ту самую площадь, которую в последние две недели могла только слышать. Большая площадь постепенно наполнялась народом, который еще раз пришёл посмотреть на свое любимое развлечение – сожжение ведьмы на костре. Посреди площади возвышался тот самый эшафот, так хорошо знакомый Адели с детства. Недалеко от эшафота возвышалось еще одно строение. Это деревянный помост, на который перед казнью поднимутся святые отцы, и с которого проповедник будет читать свою речь. Был еще один помост, на который Адель возведут перед казнью, и на котором она будет слушать обличительную речь проповедника, а затем и приговор. Вот к этому помосту Адель и повели сквозь пока ещё малочисленную толпу народа. Девушка вглядывалась в лица людей, надеясь увидеть среди них мать и отца, но их нигде не было видно. Наверное, Бернард не смог предупредить их о казни. А ей так нужна сейчас их поддержка! Ей было бы немного легче, зная, что они здесь на площади, что они рядом. Ну вот Адель наконец-то довели до помоста, куда она поднялась с помощью двух крепких монахов. Он был достаточно высоким, и девушка снова и снова оглядывалась по сторонам, не теряя надежды увидеть родителей, но всё было тщетно. Она никак не могла их найти… И здесь ей не повезло, – наверное, бог совсем отвернулся от неё. И вот появились самые главные персонажи – монсеньор епископ и проповедник, который будет читать проповедь перед тем, как подсудимой огласят приговор. Этого проповедника Адель слышала уже много раз, сидя в камере, и все его речи выучила почти наизусть. Его проповеди не отличались разнообразием, так было и в этот раз. Не ожидая услышать что-нибудь новое, она смотрела в чистое голубое небо, щурясь от яркого солнца, жадно вдыхая свежий воздух и наслаждаясь последними минутами жизни. Потеряв надежду увидеть своих родителей, она перестала смотреть по сторонам. Слёзы Адели высохли. Что-то произошло у неё в душе. Она так долго боялась, что, наверное, исчерпала весь свой запас страха как раз перед самой казнью, и теперь просто стояла и смотрела в небо, ничего больше не видя и не слыша, кроме синего-синего неба у неё над головой, такого обычного и одновременно такого прекрасного. Но вдруг толпа, до этого стоящая молча, не проронив ни слова, стала недовольно рокотать. Адель понемногу начала возвращаться в реальность, и вдруг поняла, почему толпа зашевелилась. С севера откуда не возьмись показались облака, которые с каждой минутой становились всё темнее и темнее, и вот уже всё небо заволокли тучи, хотя ветра и не было совершенно. Народ недовольно зашумел. Проповедник быстро закончил свою проповедь словами: "Иди с миром, Адель! Ты лишена защиты церкви!" И уступил место епископу, который начал зачитывать приговор. Суть его была проста. Церковь никогда сама не проливала крови. Её задачей в те времена было употребить все усилия, чтобы вернуть еретика в лоно церкви, но если он упорствовал, то церкви он больше не был нужен. Церковь была вынуждена объявить его еретиком и лишить своего покровительства, то есть отлучить от церкви. Таким образом, приговоры обычно заканчивались примерно одинаково – в них говорилось, что святая инквизиция отлучает подсудимого от церкви и отдает еретика в руки светской власти, прося её, однако, действовать как можно мягче и избавить его от смерти. Казнить еретика имела право только светская власть, но не церковь. Епископ говорил быстро, надеясь провести казнь как можно скорее, и последнюю фразу из приговора Адель расслышала хорошо: