Дождь

Дождь начался внезапно. Мелкий, теплый, моросящий, выбивающий по зелени листвы звонкую дробь. Тамми подставило лицо ласковым каплям, упоенно жмурясь, откинувшись назад, и вдруг почувствовала спиной, как напрягся темный властелин, как от него толчками пошли волны гнева, раздражения, злости.

— Что он тебе сделал? — повернувшись к мужу, удивленно спросила она.

— Кто? — Рэйнэн переключил свое внимание на жену.

— Дождь, — Тамми упрямо захотелось докопаться до истины: чем безобидное явление природы так не угодило темному властителю?

— Ничего хорошего, — недовольно ответил Рэйнэн, не желая дальше продолжать разговор.

— Это глупо — обижаться на дождь! Это все равно, что ненавидеть солнце за то, что оно светит, или ветер за то, что он дует.

Рэйнэн молчал, только смотрел вперед как-то зло и хмуро. Тамми понимала, что дождь все сильнее выводит его из себя, свидетельством тому были четко проступившие на скулах желваки. Это было так странно… Зачем она это сделала, для Тамми так и осталось загадкой, но, выплеснув поток силы, она развеяла облако, прогоняя раздражающий темного легкий дождик. Он облегченно вздохнул, но по-прежнему продолжал безмолвствовать, напряженно сжимая в руках вожжи и сверля недобрым взглядом проплывающие мимо силуэты деревьев. А потом вдруг заговорил, рвано, хрипло, прерывисто:

— Наследнику темной империи не позволялось иметь игрушки, друзей или простых детских развлечений, коими изобилует детство любого обычного ребенка. С ранних лет моими игрушками было оружие, а играми — бои и спарринги, из которых чаще всего я выползал еле живым. Как-то раз я нашел на улице собаку. Шел ливень. На улицах города было холодно и пустынно, а пес стоял посреди площади, не обращая внимания на непогоду. Мокрый, тощий, облезлый. Он ничего не ждал, ничего не просил, только смотрел так… больше всего в его взгляде меня поразила обреченность, с которой он принимает свою жалкую и никчемную судьбу. Дети — удивительные существа… никакие запреты, наказания или угрозы не способны убить в них жалость и сострадание. Я пожалел собаку, не знаю почему, но мне она напомнила меня самого, такого же одинокого, потерянного, стоящего под проливным дождем. Я прятал его почти полгода. Пес оказался на редкость умным, он умел бесшумно двигаться, быстро прятаться, никогда не издавая ни звука. Эта бездомная беспородная псина стала моим единственным другом. Однажды, вернувшись в комнату, я не нашел собаки. Я искал ее повсюду, я проверил все углы и укромные места в замке… А потом пришел отец…

Он любил устраивать безумные по своей жестокости развлечения, отдавая на растерзание диким животным тех, кого считал врагами империи. Он привязал собаку к столбу в центре ристалища и сказал, что завтра утром ее отдадут на завтрак гракхам, а я должен буду смотреть… Ночью шел дождь. Ливень, как в тот день, когда я подобрал бродячего пса. Это была моя вина. Не забери я его с улицы, он бы остался жив, голодал бы, возможно, мерз, но был жив. Он понял, зачем я пришел к нему… Он не скулил, не упирался, только преданно и безысходно смотрел мне в глаза, когда я перерезал ему горло…

Тамми не смогла сдержать возгласа ужаса.

— Зачем?!

— Я не смог бы смотреть, как у меня на глазах звери рвут моего друга на куски, удовлетворяя свой голод его плотью. Это был хороший урок, — бесстрастно продолжил

Рэйнэн.

— Урок?! — Тамми не понимала о чем он говорит, потрясенная дикой по своей жестокости историей.

— Нельзя брать на себя ответственность за чью либо жизнь, если ты не в состоянии ее защитить. На моих плечах лежит ответственность за всех проживающих в империи существ. Цена моих ошибок может быть слишком высока… Пес научил меня не совершать необдуманных поступков. Если у смерти нет цены, то у жизни нет смысла.

Тамми поняла, что она плачет, слезы жили какой-то отдельной от нее жизнью, не желая подчиняться своей хозяйке. Она смотрела в непроницаемые, застывшие черты лица темного владыки, и видела маленького мальчика, поставленного перед безжалостным выбором, чувствовала его боль, отчаянье, бессилие. И вдруг так захотела провести ладонью по жесткой линии его щеки, убрать горькие морщинки из уголков рта, увидеть, как в глубине бирюзовой бездны его глаз загораются теплые искорки.

— Мне так жаль, — прошептала она, глотая непослушные слезы.

— Не нужно меня жалеть. Я не нуждаюсь в жалости, ни в твоей, ни в чьей-либо другой, — слова прозвучали грубо, зло, резко, но Тамми не обиделась.

— Я жалею не тебя, а того маленького мальчика, у которого отобрали детство и лишили единственного друга. Уверена, со своими детьми ты никогда так не поступишь.

— Если они у меня когда-нибудь будут, — безрадостный взгляд Рэйнэна скользнул по Тамми.

Девушка смолкла и стала цветом с морковку, понимая намек мужа. Видения неожиданные, нелепые по своей сути, внезапно отчетливо возникли в ее голове: маленькая темноволосая девочка с бирюзовыми глазами и смуглый, похожий на Рэйнэна, мальчишка с зеленым, как весенняя листва, взглядом. Образы детей посеяли в душе смятение и смуту.

Тамми тряхнула головой, отбрасывая прочь странные мысли.