Но мало кому известно, что оберточные листы сигар высших марок, а следовательно, и страницы «Книги линий» – делаются исключительно из древесины кедра – единственного дерева, оказавшегося по приказу Всевышнего пригодным для постройки Святая Святых Иерусалимского Храма.
Метафизика крика и метафизика плача
Ястреб – один из самых интригующих образов в русской поэзии – содержит легко уловимую в теме, однако непросто выявляемую в плане поэтики и философии спорную отсылку к «духу» из стихотворения Е. Баратынского «Недоносок».
Тематическая связь этих стихотворений состоит в следующем.
То зависающее, то мятущееся между землей и эмпиреем, метафизически неприкаянное существо «из племени духов» находит себе избавление в результате окончательного падения и воплощения в недоноска – в своего рода голема – несовершенное, недоделанное создание, в телесную скорлупу, чей главный признак – немота. Важно, что дух не только воплощается в недоноска, но и оживляет его, то есть, возможно, дарует на мгновение своего рода «дар речи», на деле же – только способность к плачу: «Слышу <…> Плач недужного младенца… / Слезы льются из очей: / Жаль земного поселенца!»; «Оживил я недоносок. / Отбыл он без бытия: / Роковая скоротечность! / В тягость роскошь мне твоя, / О бессмысленная вечность!».
В «Осеннем крике ястреба» – ястреб, увлекаемый восходящим потоком воздуха, поднимается все выше и выше – «в ионосферу, в астрономически объективный ад», но чувствуя «смешанную с тревогой гордость», тщетно пытается снизиться и тем самым избежать невозвращения. Поток воздуха вновь («Но как стенка – мяч, / как падение грешника – снова в веру») выталкивает его вверх. Достигнув немыслимой высоты, находясь на метафизической вершине, ястреб кричит. Его крик совпадает с его исчезновением – перевоплощением в пронзительный, резкий и твердый – «как алмаз» – звук. В финале стихотворения эта кульминационная ситуация разрешается – по своей демиургической сути – тем же событием, что и в «Недоноске»: ястреб, его дух, метаморфически распавшись, рассыпавшись – от предельной интенсивности собственного крика – на перья, пух, которые затем превращаются в падающий на землю снег, как бы пантеистически покрывает своим существом ландшафт, одухотворяя дольний мир тем, что снег вызывает возгласы восхищения именно у детей – они кричат,
Вначале следует описать две базисные, внутренне поляризованные категории (и их метафорические развертки) смыслового поля, в котором происходит действие «Недоноска» и «Осеннего крика ястреба»: ВЕРТИКАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО (поляризация: «верх – низ») и ВОЗДУХ («полнота – пустота», «опора – вакуум»). Неизбежно их определения должны даваться вместе с метафизическими аспектами, определяющими поэтики этих произведений.
Полюса: земля – небо, верх – низ, полет – падение, свет – мрак, или меркнущий горизонт, или ультрафиолетовая «ионосфера»; мир дольний – эмпирей, с их коннотацией мира здешнего и потустороннего; образ пустого, «здешнего», времени – образ Вечности (чей акустический аспект – воплощенной просодии – получает метафорическое развитие в трактовке другой категории – Воздуха). Потенциал разности этих полюсов порождает метафизические значения неприкаянности, неустойчивости двух ипостасей поэтического духа: Ястреба и Недоноска. В последнем случае слабость и немощность духа («Я мал и плох») страдательно подвергает недоноска («крылатый вздох») участи игрушки сторонних сил, беспощадно влекущих его по противоположным областям как атмосферы, так и сферы метафизической. В случае первого, напротив, наблюдаются признаки стоицизма, обеспечивающие относительную устойчивость полета: восходящий поток – воздуха, поэтической речи, Языка – и служения ему, рассматриваемого в качестве основной проекции поэтической судьбы, – упруго («как стенка – мяч, как падение грешника – снова в веру») не дает птице снизиться, что, однако, постепенно начинает представлять для нее явную угрозу – невозвращения и что приведет в финале к драматической метаморфозе.