— Да остановите же ее, идиот! Она сейчас выпрыгнет в окно!
Раздался звон разбивающегося стекла, а затем три выстрела, настолько быстрых, что можно было подумать, что звучал лишь один.
Шавасс поднялся, трубка словно приклеилась к его уху, сквозь тело прошла леденящая волна холода. На другом конце провода раздался негромкий щелчок, а затем голос Штайнера:
— Ставки снимаются Шавасс. Ставить больше не на что, да и обсуждать нечего.
Шавасс уронил трубку на рычаг, не в силах думать или действовать. На его плечо опустилась рука фон Крола.
— Мне кажется, друг мой, что вам все же лучше присесть, — сказал полковник.
Шавасс стряхнул его руку.
— Со мной все в порядке, — резко ответил он. — По крайней мере будет, через минуту.
Пол круто развернулся и прошел в кухню, в отчаяньи принявшись рыться во всех ящиках, пока не обнаружил наполовину пустую бутылку польской водки. Зубами он сорвал пробку и приложился к горлышку, запрокинув голову.
Алкоголь прожег путь к желудку и ударил в голову. Шавасс уселся здесь же прямо на полу. Вскоре объявился фон Крол.
— Полегче?
Шавасс повернулся и невидящим взглядом уставился на него.
— Она сделала это нарочно. Заставила их себя пристрелить. Потому что таким образом мои проблемы решались сами собой.
— Видимо, она была очень смелой молодой особой, — вздохнул полковник фон Крол.
Шавасс грохнул в бессильной ярости бутылкой о раковину и схватил немца за грудки.
— Единственно, чего мне по-настоящему хочется, это добраться до горла Штайнера. Мне наплевать, что со мной случится, но я обязан…
Фон Крол вежливо высвободился.
— Тогда предлагаю ехать. Времени осталось в обрез.
Шавасс послушно последовал за ним, сел в машину и отключился так, что звуки и виды, проносящиеся за окном автомобиля, не достигали его, пока они мчались к Бланкенезе.
Он тупо глядел в ветровое стекло, в ночь, и вспоминал, что в последний раз, когда он следовал этой дорогой, рядом с ним сидела Анна. Въехав в Бланкенезе и миновав станцию, Пол взглянул в направлении Эльбы и увидел кафе на Страндвег и огни на воде. Он вспомнил ощущение тепла женских рук и те планы, которые они строили, сидя в кафе. Все это казалось нереальным, полузабытым сном. Все это было давным-давно. Он понял, что старается представить ее лицо — и не может…
Дом Нагеля оказался огромным импозантным особняком с землями, спускающимися к Эльбе, и дорогой, которая сейчас была украшена вереницей дорогих автомобилей. Фон Крол завел «порш» в темный тупичок, ответвляющийся от основной дороги. Там он остановился и выключил фары.
— Терраса бальной залы находится с задней стороны дома и выходит прямо на реку, — сказал он. — В живой изгороди имеется калитка, которую обычно используют для приема торговцев и разносчиков. Нам туда.
Фон Крол отыскал калитку, и Шавасс последовал за ним через огромную лужайку, прямо к дому. Поместье было ярко освещено, а некоторые окна приоткрыты так, что Пол слышал приглушенный разговор и случайные взрывы беспечного смеха.
Терраса возвышалась в шести футах над землей и ее окружали заросли рододендронов. Все окна с этой стороны были тщательно занавешаны, однако, то тут, то там сквозь драпировки в холодную ночь пробивался одинокий луч света.
Стол и стул они обнаружили в северном конце террасы и Крол и Шавасс подошли так близко, что оказались в кустарнике прямо напротив. Полковник сказал:
— Просто и гениально: Штайнер может стрелять отсюда буквально в упор, даже случайный свидетель, оказавшийся в этот момент на террасе, его не увидит.
Шавасс проверил время. Было без четверти девять, и он присел на корточки возле фон Крола, неожиданно почувствовав себя абсолютно спокойным. Они стали ждать. Сквозь тьму легкий ветерок доносил снизу речной запах, и можно было слышать, как работают моторы прогулочного судна, проплывающего мимо.
Шаги Штайнера Пол услышал прежде фон Крола и встал рядом с ним. Штайнер замер в нескольких футах от засады.
Луч света вырвался сквозь прореху в драпировке и медленно пополз по кустарнику, пока не коснулся земли. Штайнер припал на колено, выхватив пистолет, и в небольшом пятне света проверил предохранитель. Это был «маузер» с луковичнообразным глушителем.
Шавасс тихо произнес:
— Ну, здравствуй, сволочь, — и когда коленопреклоненный человек с тревогой взглянул на него, выбил ударом ноги у него пистолет.
Штайнер медленно поднялся, и его зубы сверкнули в темноте, когда он обнажил их в беспощадной улыбке.
— Еще в поезде, когда я впервые тебя увидел, то понял, что хлопот с тобой не оберешься. Надо было пристрелить тебя еще в Берндорфе, да вот Нагелю захотелось в игрушки поиграть, — он хрипло рассмеялся. — Но девчонку твою я все-таки достал: одну пулю в спину, две в живот.
Ослепнув от ярости, Шавасс сделал выпад, метя в пах, но Штайнер принял удар на бедро и выкинул кулак, попав в правую щеку противника, отчего хлынула кровь из начавшей подживать раны.