Дождь в моей душе

Наше существование в момент ожидания разрешения невозможно было назвать жизнью. В городе резко закрылись все заведения общепита. Никто не хотел принимать заказы на поминки. Поэтому нашу маму мы поминали в родительском доме. Были только несколько маминых коллег, две ее подруги, папина старшая сестра тетя Нина и дедушка Коля, мамин отец. Катя не приехала, ее не отпустили с работы. Андрей тоже от поездки воздержался. Сослался на занятость. Ему почему-то было неудобно приезжать в такой момент. Обещал навестить нас через пару недель.

Родителей отца и бабушку Олю, маму моей мамочки, мы похоронили еще в первые месяцы пандемии, почти два года назад. Нашей семье очень тяжело дались эти утраты. Но они были пожилыми, с их уходом смириться было гораздо легче.

- Доченька! Это нервы. Ненужно скорую.

- Пап, - прикладываю ладонь к его лбу, - Нужно срочно померить температуру, - быстрым шагом направляюсь за аптечкой. Возвращаюсь. Протягиваю папе градусник. - Матвей! Мот! Где пульсоксиметр?

- Не знаю, - брат выглядывает из комнаты, на лице застывает выражение тревоги. - Зачем тебе?

Иду в спальню к родителям.

- Папа сказал ничего там не трогать, - останавливает меня брат.

- Матвей! Нужно померить папе сатурацию. У нас точно где-то должен быть прибор. Я помню, мама покупала.

Захожу в родительскую спальню. Перед глазами снова мама, улыбающаяся, немного растрепанная, в длинном бордовом шелковом халате. На комоде лежит ее кошелек и небрежно брошенный шейный платок. На туалетном столике легкий беспорядок. Флакон ее любимых духов стоит не на своем месте. Рядом с ним снятый колпачок. Вижу стакан воды с отпечатком ее помады. Он стоит на прикроватной тумбочке. Вода почти испарилась, осталось немного на самом донышке.

Мама не лежала дома ни дня. Взяла пару отгулов на работе. Но в день, когда ее забрала скорая, ее вызывал начальник. Он требовал отчет, который она должна была сдать днем ранее.

Мама плохо себя чувствовала, но в офис все равно поехала, а когда вернулась, чуть было не потеряла сознание. Скорую ей вызвал Матвей. Папа примчался в больницу спустя полчаса. Он еще не успел вернуться домой с работы в тот вечер. Компьютерная томография показала восемьдесят процентов поражения. Оба легких были поражены почти полностью. В тот же вечер она попала в реанимацию. Ее почти сразу подключили к ИВЛ, но вечером следующего дня мама умерла.

Выдвигаю ящик прикроватной тумбочки. На мня смотрит стопка наших семейных фотографий. Она все-таки распечатала их. Фотографии с дня рождения Матвея и с юбилея дедушки Коли. Под ними лежит альбом. Мама не успела разместить снимки в нем. Открываю следующий ящик. Давлюсь слезами. Всюду мамины вещи. Это ее комната, ее косметика, ее одежда, ее книга с закладкой из птичьего перышка: Уильям Голдинг, "Повелитель мух". Прижимаю книгу к себе. Я ее читала еще в детстве, а мама читала недавно. Все это принадлежало ей. Она пользовалась этими вещами, брала их в руки.

- Саша! Папе плохо! - в комнату забегает перепуганный брат. - Я к нему обращаюсь, а он не отвечает...

***

Папы не стало на девятый день после смерти мамочки. Тромбоэмболия легочной артерии - так было написано в заключении о смерти. Он пробыл в больнице три дня, так и не придя в сознание. Диагноз мамы подтвердился и у него. На трети сутки пребывания в больнице у него оторвался тромб... Врачи не успели ничего сделать. Все то время он лежал под кислородом в палате интенсивной терапии. В реанимации мест не оказалось. Мы с Матвеем обрывали телефон отделения, в котором лежал папа, но каждый раз слышали лишь одну фразу: "Стабильно тяжелый...". В день его смерти мы ни разу не смогли дозвониться в больницу, линия была постоянно занята. В два часа дня мне позвонила тетя Нина. Папина сестра произнесла страшную фразу, которая не перестает звучать в моих ушах уже который день:

- Саша... Папы больше нет, - сказала она и замолчала. Спустя несколько минут молчания она продолжила. - Держись, моя девочка... Ты должна быть сильной! Тебе нужно подъехать в больницу. Я буду ждать тебя там. Поторопись, моя хорошая! Впереди выходные. Если не поторопимся, нам его не отдадут. - снова молчание. - Давай не будем ждать понедельника! Думаю, у меня получится договориться забрать его побыстрее, - проглотив ком в горле, сказала тетя Нина.

Ему было сорок шесть. Он безумно любил свою Наденьку и решил уйти вслед за ней, оставив меня с братом совсем одних на белом свете.

Мы вынуждены были снова пройти эти семь кругов ада и пережить все то же самое, что пережили чуть больше недели назад. Теперь я стою напротив двух свежих могил, обложенных венками. Стою и смотрю на них, не отрывая взгляда. Льет дождь. Я без зонта и промокла уже до нитки. Мне холодно… В моем сердце зияет огромная рана, а на душе льет такой же ливень, как и на улице сегодня. Наверное, небо решило помочь мне оплакать моих родных и любимых, и подарила мне свои слезы, сил на которые у меня уже не осталось. Сморю на портреты родителей, прикрученные к крестам, и спрашиваю у них:

- Зачем вы ушли так рано!? Почему оставили нас!?