Дождь в моем сердце

Кристаллы-изумруды и их хищническая добыча — не самое страшное. Хуже всего стало, когда люди добрались до заповедного леса в самой глубине острова. До места, где среди мягкой травы и с особым тщанием отобранных правильных деревьев зрела кладка хозяйки острова. Много-много мягких зелено-золотых шариков на тонкой ножке, похожих на грибы. Они должны были мирно зреть в тени ветвей еще несколько сотен циклов, чтобы потом разлететься по мирам...

Эти «грибы» для людей оказались ценнее изумрудов. Из них приготавливались самые сильные лечебные эликсиры. На их основе можно было сотворить снадобье, поднимающее на ноги почти безнадежно больного человека, и не только здесь, на острове. Нет, это все предназначалось для продажи на материк, а оттуда приходил заказ на все большее и большее количество камней, редких трав, звериных шкур и «грибов жизни».

Ассаи могла бы защитить своих детей, просто уничтожив пришельцев, но она не хотела никого убивать. Когда дикие звери охотятся на других зверей — это нормально, ведь им надо что-то есть, чтобы жить. И люди могли бы брать у острова все, что им нужно для жизни, только вот они не захотели ограничиваться необходимым и попытались забрать все.

Ассаи хотела договориться и придумала, как наделить некоторых из людей способностью слышать ее зов. А также лечить других людей — без всяких снадобьев, с помощью подаренной силы.

Я вслух ахнула. То есть… Маа светлых — это подарок драконочки?!

— Ур-р-р-р…

Но… ничего не вышло. Хотя маленькая кошка-драконочка постаралась даже придумать для людей правдоподобную сказку про двух богов, которые дарят им силу. Силу слышать природу и лечить людей.

Лечить светлые научились быстро, а вот слышать не захотели. И ассаи так и не поняла почему. Все пошло еще хуже, чем раньше: светлые эссы принялись лечить болезни и ранения своей подаренной силой, а все добытое на острове широким ручьем потекло на материк, оборачиваясь звонкой монетой. И уже не так важно, что основная масса денег оседала вовсе не в карманах старателей, охотников, землепашцев и даже целительниц. Ассаи от этого было не легче.

И тогда она начала защищаться. Звери и птицы острова стали относиться к людям как к врагам. Самые заповедные и важные места для острова заросли непролазной чащей буквально в одну ночь, там свили гнезда гураи, с каждым поколением становившиеся все крупнее и опаснее, в лесах поселились змеи, начали копить яд…

Война началась.

И пока ассаи в ней проигрывала, потому что жадные до ее богатств люди оказались изобретательнее и решительнее животных и растений.

Глава 39

— И что теперь делать? — растерянно спросила я вслух, когда ассаи закончила свою историю. Я так и сидела в гнезде с ней в обнимку, и мне даже не было неудобно на колких, острых кристаллах изумрудов. Рядом с кошко-драконочкой было удивительно тепло и уютно. Но от этого острая жалость и чувство вины за человеческую жадность и жестокость только становились сильнее.

— Не знаю, — растерянно ответил эсс Гурзиш. — Это ведь, выходит… весь город наш живет неправильно, все охотники, старатели, а потом, купцы-то! С королевства которые… Они ж ни за что в жизни не поймут, как оно можно — от прибыли отказаться. Своим и то не знаю, как объяснить.

— Словами, — спокойно ответил Лильрин. — Люди понимают слова. Просто надо сказать их в нужное время и с нужными… м-м-м… интонациями.

— Цепом по горбу, вот и вся интонация, — фыркнул старик. — Иначе пошлет тебя старшина старателей, который гнездо изумрудов нарыл и теперь всю округу перекопает, потому как знает: где одно гнездо, там и другие. А это деньги, почет, возможность уехать на материк и там жисть, значит, прожигать в свое удовольствие. Самые лучшие девки, самый большой дом. Или, например, жениться можно на богатой и родовитой невесте, к которой бы прежним временем на сто шагов не подошел. Добровольно от такой поживы мало кто откажется, и животинку сказочную не пожалеют поперек своей, значит, жадности.

— У-у-у-ур-р-р, — печально сказала ассаи, пряча мордочку у меня под мышкой. Мне захотелось плакать. Она была такая древняя, мудрая и одновременно беззащитная и доверчивая, как ребенок.

— Не знаю как, но я не позволю больше никому ее обижать. — Решительность в моем голосе была ничем не подкреплена — ну кто я такая? Девчонка, только что пришедшая из нижнего мира. Подумаешь, светлая — судя по происшествию на поле, не очень-то этот статус ценится в глазах простых горожан, старателей и охотников. А вспомнить лорда Шнаера — так и вообще… Вроде почтительно кланяется, благодарит. А глаза холодные. Все время ощущение, что расслабишься — и ударит в спину.

— Ур-р-ры-ы-ы-ы… — Дракоша подняла голову и заглянула мне в глаза.