Я потряхиваю головой и выхожу из воспоминаний.
— У меня всё нормально, ба. Только… сегодня…
Она кивает и продолжает за меня:
— Почти десять лет, как нет твоих родителей.
Я сглатываю. Всё ещё дико слышать такие слова.
— Ага, — стискиваю зубы до треска, чтобы сдержать слёзы. Подхожу к столешнице, открываю верхние шкафчики и достаю свою кружку с мишкой, которой уже лет пять. Ставлю чайник кипятиться и слышу снова голос бабушки:
— Лаура, я вижу, как тебе плохо. Тебе это не скрыть, дитя. Но, знаешь… тебе нужно стараться жить дальше. Лаура, прошло десять лет, ты должна реже вспоминать об этой трагедии. Живи, не запутывайся в прошлом. Не строй жизнь там. Лучше думай о будущем, о счастливых моментах, которые тебя ждут.
— Я не вижу этих счастливых моментов в будущем. Когда я думаю о будущем — у меня перед глазами темнота, просто пустота. Может, это знак?
Знак того, что у меня нет будущего? Или… или просто
— Не говори такого, дурья ты голова! — рассердилась бабушка, стукнув кулаком по стулу.
Я улыбнулась.
— Лаура, пообещай мне, что ты будешь счастливой. Пообещай, что стерпишь всё, что может с тобой быть. Не делай глупостей, которые ты делала несколько лет назад, прошу. Я хочу, чтобы ты прожила долгую жизнь, встретила любовь и была счастлива. Пообещай мне, Лаура.
Слова бабушки почти доводят меня до слёз. Встретить любовь, прожить долгую и счастливую жизнь… Всё это кажется мне чем-то за пределами возможного и реального. Кажется, это точно не про меня.
Однако от слова «любовь» моё сердце дернулось. В голове возник образ Аарона. Господи, Лаура!
— Ба, — я сжимаю её морщинистую руку в своих ладонях, — я не могу тебе обещать такого. Не могу обещать того, чего, может быть, не смогу сдержать. Это моя жизнь, я решу, что мне делать, не волнуйся…
Я забираю кружку с горячим чаем, который уже успела приготовить, и как можно быстрее убегаю от разговора с бабушкой. Догадываюсь, что ей сейчас плохо от моих слов. Ей тяжело осознавать, что я тот самый «трудный подросток», которому необходима помощь окружающих. Я знаю, что она желает для меня всего самого лучшего… и даже тогда, когда приказала Лили положить меня в клинику, она это делала с лучшими побуждениями. Она думала, что это пойдет мне на помощь. А я всё ещё застряла в том времени, в моей голове всё ещё время от времени всплывают плохие мысли о суициде. Я стараюсь держать себя в руках.
За завтраком я сижу в телефоне и переписываюсь с Аароном. Мы не были теми, кто любил переписываться, но в последнее время зачастили с этим. Однако наши сообщения не выходят за черту дозволенного. Аарон не кидает мне ничего из вон выходящего. Мы оба держим дистанцию.
AaronRodriguez:
Я выздоровел. Рада?Я:
Разумеется! В школу с понедельника?AaronRodriguez:
К сожалению.Я:
Так сильно не хочешь видеть меня?:)AaronRodriguez:
Ты — единственное, ради чего я хочу в школу. Видеть тебя даже исподтишка — ещё то удовольствие.Я:
Подглядываешь за мной, да?AaronRodriguez:
Слежу.Мои губы содрогнулись в ухмылке. Он сказал, что хочет в школу только из-за меня.
AaronRodriguez:
Лаура…Я:
Аарон?AaronRodriguez:
Пойдём со мной гулять.Я:
Не могу. Нужно подготовиться к школе.Не могу же я ему сказать, что у меня нет желания и настроения и рассказать причину? Мы не делимся ничем личным. Думаю, это лишнее. Мы не так близки. Хотя после той ночи я могла бы считать иначе, но стараюсь не думать о ней.
AaronRodriguez:
Лаура, у тебя ужасные отмазки. Ты просто не хочешь со мной гулять?Я:
Нет, Аарон, не из-за этого. Я не могу просто. Извини, я должна заниматься делами, до завтра.AaronRodriguez:
Как знаешь. До завтра.Я почти сердцем чувствовала, что задела его. Но ничего не могла с этим поделать.
???
— Ну и почему ты отказалась? — возмущается Эрика, смотря слишком пристально в камеру.