Дождь в полынной пустоши

— Сдается мне — нож, — высказал Сайо предположение. — Или узкий меч. Или…, — он надавил пальцем на рану, наблюдая, как лопается тонкая кожица, расходятся мышцы. Кто станет рисковать единственным наследником, нанося ему столь ужасное повреждение? Рана в боку достаточно серьезна. Тут что-то другое, — …фрамея. Но, насколько известно… Мне известно… ими пользуются братты, — зелатор не упустил реакции раненого на его манипуляции. Опять вспухли желваки, а пальцы загребли подстилку в кулаки.

Удовлетворенный варварским осмотром, Сайо заверил присутствующих.

— Вижу раненный идет на поправку. Довольно крепкий малый. Весь в отца.

— Встанет до осени? — поинтересовался Улат, адресуя вопрос зелатору, Эйгеру и Поллаку.

— Раньше, — таков обнадеживающий вердикт Сайо. Теперь его более занимал хозяин Мюнца и тринитарий. Не похоже, что марк в восторге от своего доморощенного врачевателя, однако допустил к лечению сына. На чем сошлись? И где замковый лекарь? И откуда такие раны? Вопросы множились.

— Было бы замечательно, удели вы мне пять минут своего драгоценного времени для небольшой беседы, — попросил зелатор тринитария.

Эйгер, косо глянув на маркграфа. Что делать?

— Вы удовлетворены увиденным? — поспешил вмешаться в разговор Поллак.

— Мы собственно и не сомневались…

— Тогда прошу извинить. Меня ждут срочные дела.

— Э…

— Требующие моего неотложного отъезда.

«Так их! Утри им нос!» — возликовал Эйгер, не ожидавший от скисшего маркграфа подобной прыти.

Оставлять таких гостей в замке, подвергаться опасности разоблачения. Всегда есть те, кто видел несколько больше, слышал не то, что ему следовало слышать. У кого-то голова способна не только болеть с похмелья, но и сопоставлять и думать. Опять же домашние. А так… согласно закону, в отсутствие маркграфа, замок считался на осадном положении и посторонним прибывать в нем строго воспрещено. Правила границы написаны кровью. И кровью не дураков. На выход, саины! На выход!

— Но хотя бы обедом угостите? — попробовал примириться Толль. Не рано ли затеял цапаться с Поллаком?

— Непременно. В двух верстах от Мюнца. Жаровня и Утка. Отличный шинок.

* * *

За окном входил в силу июнь. Солнце радовало теплом, но окна закрыты ставнями. Эйгер жег в жаровне травы. Кидая, осматривал каждый стебель и соцветие. Травы то вспыхивали ярко и бездымно, то чудовищно чадили, заполняя комнату едкой вонью. Последними кинул на огонь засушенные колокольчики белены.

— Этого секрета уже не узнать никому. Он канет в небытие вместе со мной. А я…

Пауза для единственного слушателя — проникнись!

— …не намерен им делиться. Так что зри творимое таинство.

Эйгер сбросил с Колина покрывало и плеснул из плошки мутной жидкости. По запаху разбавленный мед. Отогнал назойливых мух, снял влипшую в раствор и гусиным пером развез жижицу по телу.

— Еще не все. Не основное, — заверил тринитарий, не наблюдая должной реакции у подопечного. — Но когда начнется, не спутаешь…

Отошел к шкафу и извлек из его темных прохладных недр, давно приготовленный кувшин. Принес почти неделю назад, обвязал горлышко и тщательно укутал в рогожу.

— Это не вино, не брага, не пиво и не кислячий сидр. Не облизывайся…

Колин и не облизывался. Кто говорит длинные преамбулы, готовит дурные вести.

— Слыхивал о каменных сколопендрах? О них в житие Себастьяна Пустынника помянуто… Не слышал? А… неважно… Настойкой из пронырливых ползучих тварей лечат ревматизм и суставы. Это не настойка, а на подагру тебе рано жаловаться. В кувшине они самые и есть, — тринитарий подождал — внимаешь? и продолжил — Цена всякому умению боль. Да-да. Боль. Железо закаляется жаром и водой, человека закаляет боль. И что поразительно, человек много крепче стали. Крепче. Но польза от этой кусающейся мелкоты не только в боли. Их яд обостряет восприятие. Он еще на много чего способен, но главное, боль и острота восприятия, — Эйгер сорвал кожаный колпак с кувшина и, вытряхнул на Колина шевелящийся, едко пахнущий, ком. — Посмотрим, насколько тебя хватит. Не утерпишь, зови матушку. Не все же тебе немым быть…

— … Новоэгльский алфавит содержит двадцать шесть букв. Три из них И, а две — Зэ. Так же в нем шесть дифтонгов, и два трифтонга… В староэгльской азбуке или просто эгле, сорок два звука. Букв же в нем тридцать… Попробуй повторить за мной… Фраза, как известно, составляется из отдельных слов, но на письме она выглядит одним целым… Два ударения над гласной означают удлинение звука вдвое.

— … Как ты их терпишь? Они прожрали твою шкуру насквозь!..

— … Видишь этот пояс? Когда-то на нем болтался отличный клинок. Теперь его нет. Впрочем… Ха-ха… В его кармашках тоже не густо…

— … Фриульца узнаешь по акценту, будто тряпку жует. Если некто загорел, скорее всего из Оша. Во Вьенне мужчина без бороды вызывает кривотолки, а их бабы не выбривают себе подмышек и лобков, считая сие распутством. В Швице любят носить зеленое с голубым и шляпы с большими полями. Сплетничают, что в Патрии каждый десятый мужчина мужеложец. Я сам из Патрии и подтверждаю, так и есть!..