Дождь в разрезе

Будь я удмуртка иль татарка,
Чукчанка или же эрзя,
Претила б мне мажоритарка,
Где быть единственной нельзя.

Хотя татарка — мажоритарка — рифма, конечно, новая (Ахматова могла додуматься только до «татарки — подарки»…), но как-то она здесь смущает. Ладно, удмурты, эрзя и чукчи — народы малочисленные, и для них, возможно, представительная система выборов предпочтительней мажоритарной; но татары вроде бы к числу «малых народов» не относятся. Как-никак, второй по численности народ после русских, если верить переписи. Возникает подозрение, что присутствуют они здесь исключительно для рифмы (совсем по Лебядкину: ну и что, что не однорукий, — зато какая рифма…).

Впрочем, оставим в покое этнологию, равно как и акцентологию (я имею в виду вторую рифму, где «эрзя» — ударение на первый слог, если верить словарю, — рифмуется с «нельзя», которое, видно, следует читать как «нeльзя»…)

Главная беда этого отрывка — даже не в этой «новизне» рифм, а в том, что сам он изрядно ветхий, вторичный («Да будь я и негром преклонных годов…») и плоско-публицистичный — как, увы, и вся «детирашная» подборка Кудимовой.

Вот другое ее стихотворение, откуда Степановым извлечена «современная» рифма лес — sms:

Крик птицы сотовой —
Дрожит Бирнамский лес.
Рот терракотовый
В формате sms.

Зимой голодною
Сменила наугад
Жизнь черноплодную
На sms-формат…

Не будем, опять же, придираться к смыслу: спрашивать, что такое «терракотовый рот в формате sms» (вероятно, что-то для автора важное, если ради того, чтобы уместить его в стих, она идет даже на неопрятнейший стык — ротеракотовый), и откуда и для чего появился здесь «Бирнамский лес».

Но вот что касается «современной» рифмы: лес — sms… В принципе, ее нельзя назвать даже новой: рифмовка на аббревиатуры с «эс» на конце — от ГЭС и КПСС до ПМС и МЧС — в русской поэзии уже более чем традиционна. То, что у Кудимовой вместо МЧС — sms (хотя «МЧС» в этом четверостишии с голодной зимой и лесом смотрелось бы логичнее), более современной рифму не делает. Да и кто только в последние годы «sms» не рифмует; у Инны Кабыш, например, будет поинтереснее: «А бабушка прислала SMS: / „Христос воскрес!“».

Такие же «современные» рифмы Степанов отыскивает и у другого постоянного автора «Детей Ра», Арутюнова:

Сергей Арутюнов развивает традиции рифмования, заложенные Славой Лёном в пятидесятые годы, Булатом Окуджавой, Евгением Евтушенко и Беллой Ахмадулиной — в шестидесятые. Ассонансные и паронимические рифмы весьма распространены у этого поэта: москвопрописку — программисту; полшага — оплошала; свалили — своими, слиянье — слиняли, полудиком — палладином; поймам — пойлам. Сергей Арутюнов, так же как Марина Кудимова, выводит на рифму новояз и даже аббревиатуры: трейдинг — в-третьих; КПП — КГБ…

По поводу Арутюнова высказываться не буду, чтобы мимоходом не влезть в застарелую и бессмысленную прю Степанова и Костюкова о том, какой поэт лучше: Гандлевский или Арутюнов, что увело бы в сторону от темы… И все же не могу не вспомнить, читая приводимые Степановым примеры, о мандельштамовских «ау — ГПУ» или «посидим — керосин», о десятках подобных рифм у Маяковского… Да и Окуджава и прочие упомянутые Степановым мэтры в качестве основателей «традиций рифмования» выглядят не слишком убедительно.

Впрочем, имена эти здесь не случайны. «Современная» рифма Степанова — это добрая старая советская рифма. То, что Томас Венцлова иронично назвал «рифмой поэтов-шестидесятников»[20].

На память приходит запись из дневника Александра Сопровского за 1990-й («Новый мир», 2010, № 12):

Сегодняшняя «Л[итературная] Г[азета]». Межиров. Рифма «Живаго — Гулага». No comment. Впрочем, Евтушенко должен локти кусать: не подсуетился. Более смелой рифмы уже не будет. Сережа [Гандлевский] в этом духе шутил лет 10 назад («Доктор Гулаго»).