Дождаться утра

В небольшой комнате за одним столом, сколоченным из досок, сидели четыре человека — три женщины и старик. Стол завален бумагами, папками. Перед каждым — счеты. Старик, заросший седой редкой щетиной, сидел как-то неестественно прямо и, отстранив от себя в вытянутой руке бумагу, звонко щелкал костяшками. Круглые очки в железной оправе держались на кончике носа. На бумагу он смотрел поверх очков. «Смешно. Зачем же он нацепил очки?» — подумал я.

На мое приветствие ответила лишь женщина, сидевшая у двери.

— Из «Первомая», с отчетом… — стараясь заглушить перестук счетов, сказал я.

— Ну и что? — не отрываясь от работы, раздраженно ответила другая. — Видишь, заняты, подожди.

Отошел к двери.

Все молча продолжали греметь счетами. Старик, не удостоив меня даже взглядом, перевернул набок свои счеты и начал писать. Теперь он поправил очки, согнулся над столом и почти носом водил по бумаге.

«Забавный хрыч, — глядел я на него. — Сколько же ему лет? Шестьдесят, семьдесят, а может, только пятьдесят?» Определить возраст тылового мужчины в военное время — бесполезное занятие. Все они заморенные, худущие, небритые.

Между тем сердитая перестала щелкать костяшками, отодвинула от себя горы бумаг и, повернувшись к старику, спросила:

— Александр Иванович, из Первомайского колхоза учетчик. Кто отчет примет?

Я даже вздрогнул. Оказывается, этот небритый дед и есть Александр Иванович Сиволобов, наш грозный главбух МТС. Чудеса! И этого тщедушного старикашку так боятся бригадиры тракторных бригад, председатели колхозов и даже районное начальство?!

Александр Иванович тряхнул головой, вновь смешно сдвинул очки на кончик носа и поверх них глянул на меня. Ничего грозного в нем не было.

— А-а-а. Первомайские партизаны пожаловали. Для вас что, особые законы писаны?.. Нет, уж я приму у них отчет сам, — повернулся он ко мне.

У Сиволобова был на редкость молодой, прямо-таки мальчишеский голос, и, видно, поэтому трудно было понять, шутит он или говорит серьезно.

— Так почему же вы не ехали с отчетом? — в упор глянул он на меня поверх очков.

— Сеяли, было некогда…

— Все колхозы сеяли, всем было некогда. И все отчеты уже давно сдали, — жестко оборвал он меня, и я понял, что голос у этого деда не такой уж мальчишечий.

— Тебя как зовут?

— Андреем.

— А по отчеству?

— Николаевичем, — нерешительно ответил я.

— Вот что, Андрей Николаевич, давай раз и навсегда договоримся. Для всех порядок один — отчитываться каждую декаду. Будь добр, являйся сюда через каждые десять дней, а заболел — пусть едет бригадир, но отчет должен быть. Ясно?

— Ясно…

— Вот и хорошо. А теперь давай посмотрим, что вы там нагородили.

Я уже достал из сумки свои бумаги: учетные листы выработки трактористов, акты приема и сдачи выполненных работ бригады колхозу, квитанции приема горючего с нефтебазы и ведомости его расходования, акты ремонтных работ по сельхозинвентарю, тракторам и другие документы. Все они были написаны на разной бумаге. Начиная с лощеной немецкой и кончая листками, вырванными из ученических тетрадей, и цветной оберточной бумагой, на которой расплывались чернила.

Александр Иванович брезгливо покосился на этот лохматый ворох листков и сказал:

— Давай начнем с акта приема вашей работы колхозом. Это банковские документы. По ним государство предъявит колхозу счет на оплату за работы МТС. — Он, ловко выдернув из бумаг несколько листков, сдвинул очки к переносью.

Читал он их, как музыкант ноты, на вытянутых руках.

— Э-э-э, други хорошие, так у вас же ничего трактористы не заработали!.. Почему вся весновспашка идет по низкой и средней трудоемкости? А где пахота по многолетней залежи?

— Мы, Александр Иванович, не пахали по залежи.

— Как не пахали? — подпрыгнул старик, и очки его чуть не слетели с носа. — Может, вы и сеяли по зяби?

— Нет, по весновспашке…

— Так чего же ты мне голову морочишь? Земля второй год гуляет, а он — нет у них залежи. Да сейчас везде только по залежи и пашут. А у вас там еще и окоп на окопе.

И, резко подав свое сухое тело в мою сторону, спросил:

— Может, ты скажешь, у вас и окопов нет?

— Есть…

— Так чего вы тут нагородили?.. Такую землю пахать труднее, чем целину. Надо ставить высшую категорию трудности.

Он сердито отбросил мои акты. Я растерянно молчал. Мне стало жарко. Наконец я выдавил:

— Так это же весь отчет переделывать…

— Ну и переделаешь, — рявкнул старикан.

— Такие акты не подпишет председатель, — попытался я возразить.

— Подпишет, — примирительно сказал Сиволобов. — Уже подписал… — И он достал торчавшие из моей полевой сумки чистые бланки актов с подписями председателя и бригадира. — Поставишь еще и свою подпись, и все будет в порядке, — уже совсем миролюбиво закончил он, — дело нехитрое.

Я покраснел. Александр Иванович положил на мое плечо руку и, заговорщически сощурив глаза, молча киснул мне: давай, мол!