Дождик в крапинку

Дачники огорчались. Антон недоумевал: как же можно? Зачем? Ведь красота приносит радость всем… Он очень подружился там с Толиком, сыном дачного коменданта. Вместе они играли, дедушка и бабушка брали Толика в лес на прогулки… Встречаясь. Антон и Толик обсуждали новые хищения и одинаково горячо негодовали. Они строили планы, как вечером, когда стемнеет, организовать в кустах засаду и подкараулить негодяя.

Однажды, когда они разрабатывали очередной проект поимки, начал накрапывать дождь. Антон позвал Толика к себе. Толик отказался. Они условились увидеться позже. Антон побежал домой. Зеленое крыльцо было сплошь в глянцевых пятнышках влаги, их становилось все больше. Бабушка всполошилась: у нее, оказывается, на полянке, где клумба, сохло белье. Антон, как был в рубашке и коротких штанишках, помчался меж яблонь — успеть, пока не хлынуло сильней. И выбежал на Толика. Тот стоял к Антону спиной и приятеля не увидел. Дотягиваясь до середины клумбы, но не наступая на рыхлую землю, чтоб не оставить следа, он рвал цветы. Антон застал последний уже момент, последний цветок, а затем Толик припустил ко все лопатки, только рубчатые подошвы его тапочек замелькали.

Бабушке и соседям Антон ничего не сказал. А с Толиком, конечно, поговорил.

Толик каялся, дал слово исправиться, но Антону после этого случая стало неприятно с ним встречаться. Он не мог простить Толику притворства. Каков негодяй! Разыгрывал возмущение, строил планы поимки, а сам… И зачем ему понадобились эти цветы? Ведь он жил рядом с клумбой, мог смотреть на нее, когда захочет… И Лырской зачем понадобилось лгать о белках? Зачем понадобилось обещать? А Пашка Михеев?.. Антон искал и не находил ответа.

Темнело. Наверняка уже больше шести. Антон повернул к дому.

Во дворе, на детской площадке, по-прежнему держались тесной группкой все, кто не захотел слушать сказку о черепахе. С ними Сашка. Свесив ноги, восседал на столе. Рядом портфель. Сашка учился во вторую смену и, видно, только вернулся из школы.

На Антона никто не обратил внимания. Остановившись на безопасном расстоянии, он прислушался к их разговору.

— А на солнце огромные стога, — рассказывал Борька. — Только они не соломенные, а из раскаленной проволоки. Притронешься — сразу сгоришь.

— Ври, да не завирайся, — оборвал его Сашка.

— Нам училка рассказывала, — обиделся Борис — Да и сами мы смотрели. В этот… как его? В телескоп!

Антон сделал по направлению к спорящим несколько шагов.

— И что? Прямо стога видны? — по-прежнему недоверчиво, но уже без наскока спросил Сашка.

— И же говорю: огромные… И еще я в книжке одной читал, там пытались к солнцу на ракете приблизиться и загорелись. Оно все как расплавленный металл.

— А если расплавленное, то почему на землю не капает? — подозрительно осведомился Минька.

Борьку вопрос озадачил.

— Откуда я знаю, — сказал он и переменил тему. — Я недавно классную доску воском натер. Училка стала писать, а мел скользит…

— Ты? Воском? Рассказывай! — отмахнулся Сашка.

— Ну честно, — стал клясться Борька. — А еще я лампочку электрическую вывернул, подложил в патрон бумажку и снова свернул. И свет не горел.

Эту информацию Сашка выслушал с большим вниманием и благосклонно.

Антон подозревал, образчики такого геройства Борька выдумывает и приписывает себе, чтобы заслужить Сашкино расположение. Может, кто-то другой, вроде Сашки, на подобные гадости и способен… А Борька — нет. Он понимает: учительница их учит, желает им добра. Зачем же строить ей козни? Называть училкой?

Или Антон ошибался в Борисе? Чувствуя поощрение слушающих, тот разошелся:

— У нас в классе, если кто брюки подвернет манжетом, обязательно задразним: «Пижон», «Пижон». И пока не отрежет — не отстаем.

Неужели Борис тоже жестокий и несправедливый? Каждому ясно: брюки подворачивают не из пижонства, а «про запас», на вырост. Чтобы проносить дольше. Михееву, например, где все время брать деньги на новые?

И Сашка это понимал, не так богато они живут, и Юлька… А гоготали. Борьку подхваливали. Минька, в старых шароварах, — туда же. Восклицал:

— Ух, здоровски!

Они как-то неверно многое понимали… Могли обозвать нервным, будто не знали: расшатанные нервы — это болезнь. А кто над болезнью смеется? А может, он сам чего-то очень простого не мог увидеть, уразуметь? Слишком уж много не поддающегося объяснению (с его точки зрения) и спокойно принимаемого, а то и поощряемого другими.

Один рал Антон видел: несколько старшеклассников ворвались в школьную раздевалку и принялись обрывать вешалки у всех пальто подряд. Дергали, что было силы — вешалки лопались, пальто летели па пол. Ладно, если бы хотели кому-то одному отомстить. Но обрывали без разбора. И веселились при этом. Радовались… Чему, если знали, что поступают нехорошо? И все-таки трудно представить: он один прав, а столькие — ошибаются.

Антон задержал взгляд на Любочкином лице. Нет, с облегчением отметил он, ей Борькина похвальба тоже не доставляла радости.