Дождись меня в нашем саду

– Мельцу Тёмную видели в Щиже. Но это было давно. Пока отправим людей…

– Значит, найдите других чародеев.

– Князь, мы едем в Твердов…

– Знахарку, ведунью, шамана, волхва…

– Никто не осмелится отправиться в столицу. Там Тихая стража и…

– Они будут под моей защитой. Никто не посмеет тронуть моего чародея.

– Тихая стража…

– Королева всё знает.

Королева Венцеслава. С тех пор как Велга согласилась выйти замуж за её младшего брата, каждый день так или иначе ей приходилось слышать о Белой Лебёдушке, правительнице Рдзении.

Отец ненавидел Венцеславу. Впрочем, он не любил никого из рода Белозерских. Узнай Кажимеж Буривой, что единственная дочь собирается взять имя врагов, пришёл бы в бешенство. С родной сестрой, вышедшей несколько лет назад за того же Матеуша Белозерского, он почти не разговаривал.

Велга, подпитываемая ненавистью родителей, презирала тётку Далибору. Но теперь она была бы счастлива увидеть даже её. Но все, кроме младшего брата, отныне лежали в земле. И только Велга могла позаботиться о роде Буривоев.

Мишка положил лапу Велге на ногу, требуя внимания. Она наклонилась и рассеянно погладила его за ухом.

Под крышей что-то зашуршало. Велга вздрогнула.

«Голуби… это просто голуби», – успокаивала она себя.

Звук повторился. Он стал громче, настойчивее.

«Голуби».

Велга облизнула губы, взглянув наверх.

Голос разума был слаб перед ужасом. Глаза бегали по потолку. Кто там? Грач? Он ещё птица или уже человек? Зачем он пришёл? Чтобы убить её? Украсть? Предупредить? Он друг или враг?

Велга не хотела проверять. Она хотела оказаться в безопасности.

Она мечтала перестать бояться. Она желала увидеть врагов своей семьи в могилах.

Шорох повторился. Что-то острое царапнуло по потолку.

Велга резко опустила Мишку на пол, встала и торопливо проследовала к выходу. Рука её дрожала, когда она толкнула дверь.

Хотьжер стоял за порогом.

– Господица…

– Я к князю, – бросила через плечо Велга.

Разговаривать с дружинником всегда было как-то неловко. Наверное, потому что она уже однажды обманула его, сбежав к Воронам. Теперь Хотьжер глаз с неё не спускал, ни на шаг не отходил. Это было ещё мучительнее, чем в детстве, когда за маленькой господицей Буривой присматривала строгая нянюшка и не разрешала бегать по лужам с остальными ребятишками, кидаться яблоками и камнями, плеваться, кричать, громко говорить и лазить по крышам. Всё это было не положено знатной господице. Единственной дочери Буривоев пристало ходить чинно, говорить тихо и вести себя скромно.

Вот и теперь, когда князь приставил Хотьжера гриднем к своей невесте, Велга ощущала себя не господицей с собственным телохранителем, а маленькой провинившейся девочкой, которой никто не доверял принимать собственные решения и которая обязана была следить за каждым своим шагом, за каждым словом.

Даже в пределах постоялого двора, где-то на тракте в Твердов, Велгу не оставляли одну за пределами спальни.

У двери в покои князя Хотьжер всё же остановился, кивнул гридню, сторожившему Матеуша.

Велга постучала. Ей открыл холоп, имени которого она никак не могла запомнить.

Из темноты вынырнула Пчёлка. Мишка, следовавший до этого за хозяйкой, с радостным визгом погнался за кошкой.

– Велга? – послышался слабый голос из полумрака клети.

Она оглянулась на лестницу, по которой, нелепо перебирая непослушными, резко вытянувшимися лапами, убегал следом за Пчёлкой Мишка, но остановилась. Коты князя обычно не трогали щенка, только порой, чтобы не приставал, могли ударить мягкой лапой по голове.

– Я здесь, князь, – рассеянно откликнулась Велга. – Да озарит Создатель твой путь.

– Да не опалит он тебя.

Решимость и раздражение в Велге немного поутихли.

Но стоило окунуться в тягучие тени, витавшие в покоях князя, как стало душно, а сердце начало бешено биться. Они теряли время. Каждую лучину, проведённую не в дороге, они всё дальше оказывались от Белого Ворона и его цели.

– Нам нужно ехать дальше. – Она остановилась у изножья постели, скрестив руки на груди. – Солнце уже высоко.

Матеуш лежал под одеялом, облокотившись на груду пышных подушек, на груди у него, свернувшись клубочком, лежал Пушок, в ногах – Мурзик. Лицо князя было не различить в полумраке, но голос прозвучал жалобно:

– Может, останемся до завтра?

– Время идёт, – повторила, сдвинув брови, Велга. Она с трудом сдержалась, чтобы не топнуть ногой.

Это всегда работало с отцом, когда он временами пытался бывать строгим с единственной дочерью. Наслушавшись проповедей Пресветлых Братьев, он пытался приучить Велгу то к смирению, то к скромности, и порой новые ленты и бусины приходилось добывать слезами и мольбами.

– Милая девочка, мне нездоровится…

– Потому что ты лежишь в духоте. А на улице прекрасная погода, светит солнце, ветерок. Даже не жарко. Прокатишься, и тебе станет лучше.

Стоило сделать голос помягче, а выражение лица помилее, но Велга прожигала жениха взглядом. Верно, только темнота и скрывала всю силу её раздражения.

– Но…

– Мы теряем время.

– А зачем вообще спешить? – плаксиво протянул Матеуш и своей длинной, худой, какой-то по-птичьи хрупкой рукой коснулся лица, потёр лоб.