Дожить до утра

— Почему? — Роман почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз и как внутри растекается болезненное ощущение пустоты. Вязкой, липкой и до невероятности осязаемой. — Почему? Я что, не такой мужик, как все?

— Может, и такой, но мне этого ничего не нужно. — Все, что она ему говорила сейчас, не было точным повторением того, о чем она думала. Но знать об этом не было нужды ни ему, ни кому бы то ни было.

— А чего же тебе нужно?!

— Ты повторяешься. — Она презрительно скривила губы. — Но я отвечу. Уважу власть, так сказать… Ни-че-го! Уловил? Мне ничего не нужно!

— А вот тут ты врешь! — Николаев повернулся к ней всем корпусом и грубо схватил ее плечи. — Ты не из тех людей, что сдаются. Может, и был в твоей жизни период, когда все тебе было противно. Был, не спорю. Но теперь он окончен! Ты ожила. Я это чувствую! И что бы ты мне тут сейчас ни говорила…

— Видишь, как хорошо, — оборвала она его на полуслове. — Ты не веришь мне. Я не верю тебе. Разве так тяжело понять — наши пути лежат в параллельных плоскостях. Со школы надо бы было запомнить, что они никогда не пересекаются. Ты мент. Я подозреваемая.

— Нет, — попытался он вставить.

— Ладно тебе. — Ксюша осторожно высвободилась из его цепких пальцев. — Расскажи кому-нибудь! Что-то ты с порога начал мне в нос бумажку эту совать? Не с признания начал, а с дознания! Это уже потом, разозлившись на мою несгибаемость, залопотал что-то о чувствах. Но я уверена — это не более чем прием…

— Да? — Николаев зло прищурился. — Прием? Разве ты не почувствовала меня пять минут назад?

— О! Разумеется! — Она усмехнулась. — Но физиология и чувства — это разные вещи.

— И в чем для тебя разница?

— В том! — Она встала и принялась сердито вышагивать по комнате. — Чувства — это то, что глубоко внутри тебя. Это не всегда выразишь словами. Это не просто секс. Это… Это пульсация в кончиках пальцев. Это когда молча смотришь и чувствуешь его каждым нервом… Знаешь, о чем он сейчас думает. И главное — веришь ему! Понятно тебе, гражданин в погонах? Доверие — это самое главное между людьми. Самое главное, подчеркиваю! Это как у альпинистов. Ты с ним в одной связке. И его смерть — это твоя смерть.

— Но ты-то осталась жива после него. — Ревность так откровенно прозвучала в его словах, что Николаеву сделалось неловко. — Ты же осталась жива…

— Кто тебе сказал? — Она горько усмехнулась. — Вот что… Ступай-ка ты отсюда. Не было ничего и не может быть.

— Значит — все?! — Роман боялся поднять на нее глаза, боялся, что она заметит, как ему больно. — Ну что же… Всего доброго, Ксения Николаевна. К консенсусу мы не пришли. Друг другом остались недовольны. От помощи моей вы отказались.

— А мне ее предлагали? — совершенно искренне удивилась Ксюша.

— А по-твоему, зачем я здесь?

— Ну… — Она замялась, пытаясь подобрать слова, но, так и не найдя ничего подходящего, ляпнула: — Ну, может быть, запугать меня. Или, скажем, переспать со мной.

Сказать по справедливости, в словах ее было больше правды, нежели вымысла. Он действительно шел к ней с намерением немного припугнуть. Сбить чуть-чуть спесь и самонадеянность, которые она всегда старалась пустить в ход, общаясь с ним. Но он проиграл. Проиграл в тот самый момент, как только дотронулся до нее.

— Переспать, говоришь? — Николаев глубоко вздохнул. — Это ты зря. Ладно, счастливо оставаться. Если что — звони.

Минут пять после его ухода Ксюша стояла столбом. Все ждала, пока уляжется шквал в ее душе, невольно разбуженный этим настырным ментом. И это ей почти удалось, но тут, как назло, из-за двери раздался вкрадчивый Нинкин голосок:

— Ксюша, у нас тут проблема. Ты нам не поможешь?

— Уже иду! — по-змеиному прошипела Ксюша и, стиснув кулаки, дернула за ручку двери.

Глава 14

— Роман Николаевич, разрешите обратиться? — Леня Усачев шутливо щелкнул каблуками ботинок, склонил голову чуть набок и уже тише добавил: — Ром, давай выйдем…

Они вышли из здания милиции и, обогнув угол, очутились на маленьком пятачке, обсаженном кустами сирени. Кустарник разросся, с каждым годом все сильнее и сильнее нависая над асфальтированной площадкой, постепенно образуя что-то вроде веранды. Сотрудники местного РОВД любили сиживать в редкие минуты затишья на скамеечках в густой прохладной тени, когда от духоты кабинетов начинала болеть голова.

Сегодняшний день теплом особенно не баловал. С утра побрызгал мелкий холодный дождь, первый предвестник грядущего осеннего ненастья, поэтому скамейки были пусты.

— Присядем. — Леня указал на одну из скамеек и первым пошел к ней.

Николаев двинулся следом, машинально доставая сигарету. Гадать о причине такой таинственности ему долго не пришлось, потому что не успел он присесть, как Усачев его ошарашил:

— Пушка у нее, Ром.

— Откуда знаешь? — Роман тяжело опустился рядом и глубоко затянулся.

— Ребята тут одни попались. Пьяный дебош. У одного стреляная рана. Раскрутили без усилий. Он все и выложил как на духу.

— Ну что? Что?! — повысил голос Николаев, едва не поперхнувшись дымом. — Долго будешь вокруг да около ходить?