Доживем до января

Однако томиться долгим одиночеством Художнику не пришлось — уже через секунду порог комнаты переступил человек, очевидно, тот самый, который пытался поговорить о чем-то со старушкой. При ближайшем рассмотрении вошедший оказался немолодым мужчиной одетым совсем не по канонам Зоны — в старую телогрейку, валенки и выгоревшую лисью шапку. Гость медленно прошелся по комнате, осматриваясь так, как будто очутился здесь впервые. Он ненадолго задержался у стола, изучая содержимое той самой кружки, из которой баба Маша поила Художника. Неодобрительно покачав головой и поставив кружку на место, мужчина, наконец, повернулся лицом к лежащему в кровати сталкеру и подошел достаточно близко, чтобы тот сумел хорошо его рассмотреть.

— Ну, здравствуй, что ли, — произнес гость, не без интереса наблюдающий за тем, как сталкер меняется в лице.

Художник поспешно вскочил с кровати, делая шаг навстречу мужчине, но не рассчитал свои силы и оступился. Его ноги подкосились и он бы, наверное, упал, если бы не гость, который бережно подхватил сталкера под руки.

— Здравствуй, Филин, — Художник обнял мужчину. В его глазах блеснули слезы. — А я ведь думал…

— Я тоже брат… я тоже…

Филин осторожно усадил сталкера на кровать, сам же сел рядом на стуле. Около минуты оба мужчины молча разглядывали друг друга, будто пытались вспомнить и сравнить сидящего перед собой человека с мысленным образом, что казалось навсегда останется запечатлен лишь в их памяти.

— Ты изменился, — наконец произнес Филин, нарушая царящую тишину.

— В Зоне время пролетает с такой скоростью, что ты даже не замечаешь, как дни сменяются неделями, а потом и месяцами. Тебе ли этого не знать?

— Да, но кажется совсем недавно…

— Два года… ровна два года назад ты отправился в свой абсурдный рейд! — последние слова Художник произнес не со злобой, а скорее с давней обидой, которая, казалось бы, уже прошла, но теперь, когда появился шанс выговориться, она навалилась с прежней силой.

— Ты все еще не можешь простить мне того, что я не взял тебя с собой?

— Ты даже ничего не сказал мне! Бросил, словно я был для тебя обузой!

— Извини, если сможешь. Но ты прекрасно знаешь, что это было не так. Этот рейд… он был слишком рискованным, — Филин смахнул с глаз слезы, не отводя взгляда от сидящего напротив брата. — И вот ты здесь… Ты всегда был упрямым. Весь в отца.

— А что мне было делать? А ты бы поверил во всю ту чушь, что говорили мне? В то странное сообщение, что пришло на мой ПДА с недельным опозданием, извещая о твоей смерти где-то в северной Зоне? Это все было похоже на жестокий розыгрыш…

— Однако, это правда…

— Абсурд, — Художник не смог сдержать истерический смех, рвавшийся наружу, — Да, мы где-то в пределах северной Зоны, но ты жив! Ты сидишь передо мной! Я тебя вижу, чувствую и слышу твое дыхание!

— А что если я скажу, что это все всего-навсего плод твоей фантазии? — с издевкой в голосе произнес Филин.

— Я дам тебе в морду.

Братья искренне рассмеялись, утирая выступившие слезы, будто ничего и не было. Ни обиды, ни преследующего повсюду чувства вины, ни страшной давящей боли, которая даже если порой и исчезала, то оставляла вместо себя холодящую и сводящую с ума пустоту. Все было как раньше… Почти.

— Где мы? — спросил Художник, и смех тут же утих. Братья обменялись внимательными изучающими взглядами — оба они знали, что рано или поздно этот вопрос все же прозвучит, но каждый из них, как мог, оттягивал этот момент.

— Я… это тяжело объяснить, а еще сложнее принять на веру, — Филин встал и, пройдясь по комнате, остановился у окна, — Ты еще не любовался местными красотами? Нет? Тогда и не стоит. Я сам устрою тебе экскурсию. Одевайся. Возьми вещи в шкафу, я приносил сюда кое-что специально для тебя.

— А моя экипировка?

— У нас есть здесь один местный умелец, он взялся кое-что подлатать. Жаль, что врачей здесь толковых нет, — Филин кивнул на Художника и тот не сразу понял, что он имеет ввиду. Лишь теперь сталкер заметил, что его правая рука туго перебинтована, начиная от локтя и заканчивая пальцами. Осторожно пошевелив ей, он почти не почувствовал боли. Ощущения были какими-то странными — будто конечность онемела и теперь плохо слушалась хозяина.

— Что со мной? — спросил Художник, замечая, как брат упрямо избегает его взгляда. — Говори, черт бы тебя побрал! Ну же!

— У тебя серьезно повреждена кисть руки. Ожог. Не знаю, как так получилось. Кроме того, ты лишился трех пальцев… Сожалею, но мы не смогли ничего сделать… местная медицина…

— Беспалый художник, не получивший признания, — усмехнулся сталкер, внимательно разглядывая поврежденную руку. — Обрез… он будто взорвался в моей руке. Оружия совсем не осталось. Я отлично подготовился, но… Этот рейд должен был быть намного легче. Будто сама Зона сопротивлялась, нежилая пропускать меня сюда.