Дознание... Роман о маркизе де Саде

Разве самый воздух не прогорк от дыма? Разве дорогу из Изамаля в Мани не указывают паломнику черные от мух тела? Разве стены монастырей не содрогаются откриков бичующих и бичуемых? И разве не видна повсюду на лицах проклятых каинова печать? Ибо болезни уносят их тысячами, точно лесной пожар – деревья, чиня лихорадки, открытые язвы и невообразимые муки. Нерожденные дети выпадают из чрева до срока; младенцы хиреют у материнской груди; мужчины и девы в расцвете лет падают без чувств на пороге своих домов и более не встают.

Разве на то не воля Господня? Разве этого мало? Разве он еще не раздвинул пределы возможного? И если он сможет поджечь целый мир, очистит ли это его от греха? Погружаясь в сон, Ланда молится: да будет ему дано (прежде чем он канет в небытие) подтолкнуть мир чуть ближе к совершенству, вывести его на новую орбиту, которая приблизит его к Богу.

Ему снится случившееся за день, а он-то ждал совершенно иного. Быть может, черную воду, утыканные булавками комья волос, клубок угрей. Или взрыв в воздухе, звук, похожий на гром или смех в четырех стенах. Но нет. Единственный звук – тот, с которым нож лекаря вскрывает тело писца Кукума. Тягучий звук, мягкий и любовный. С таким звуком волны лижут берег. Один за другим извлекаются из тела органы, выкладываются на низкий столик, чтобы их осмотрел Ланда. Старший инквизитор знает: Дьяволу не подвластно то, что не подвластно Природе, и все же он растерян и недоволен, ведь, говорят, изо рта умирающей ведьмы вылетают демоны в обличье ос или языков пламени. Не так давно, в Саламанке, ведьма срыгнула наперстки и перья; в желудке у нее нашли железныйнож. А мадридская ведьма, девочка двенадцати лет от роду, испустила не менее двенадцати тысяч мошек.

– Превосходный образчик, – говорит о Кукуме лекарь. И правда: каждый орган совершенен в своем устройстве, лекарь не нашел ни одного отклонения. Ланда берет в руки мозг, так похожий на губку, какие льнут иногда к рыбацким сетям; сердце, точно спелый плод, кишки, чем-то знакомые. Веки писца – само совершенство. С ловкостью ловца жемчуга лекарь извлекает и кладет на ладонь Ланды слезный мешок.

– Янемог бы быть к нему ближе, – бормочет Ланда, – даже будь я его Создатель.

Вопреки всему, Ланда тронут. Выходит, майя – все же люди, а не раздувшиеся от дыма пузыри.

– Человеческое тело подобно лабиринту, – говорит лекарь и подает Ланде мелкие хрящики уха.

– Лабиринт без минотавра, – отвечает Ланда. – Я ожидал, ты найдешь мне минотавра.

Лекарь смеется.