Дозор (5 романов)

С него окончательно слезла и вся серьезность, и вся самоуверенность. Присев рядом я попросила:

— Покажи коленку.

Он убрал руки.

Сила. Я знала, что она есть. Я почти чувствовала ее, бьющую из мальчишки силу: рожденную болью, обидой, стыдом, острую и чистую… Я почти могла ее взять — как любая темная Иная, чья сила — чужая слабость.

Почти могла.

Все-таки это было еще не то, что надо. Макар сидел, стиснув зубы, и не издавая ни звука. Держался — и держал силу в себе. Это — слишком много для меня сейчас…

Я достала из сумочки тонкий фонарик-ручку, посветила.

— Ерунда. Хочешь, пластырем залеплю?

— Да не надо, само пройдет…

— Как знаешь, — я поднялась, посветила вокруг. Да, трудновато будет найти дорогу к теплеющему вдали окошку… — Ну так что, Макар? Убегаешь? Или проводишь меня все-таки?

Он молча встал и пошел вперед, я двинулась за ним. Уже у самого здания, оказавшегося совсем не маленьким — двухэтажный каменный особнячок с колоннами, Макар спросил:

— Расскажите дежурному?

— Про что? — я засмеялась. — Вроде как ничего не было, мы мирно прогулялись по аллее…

Он посопел секунду, потом сказал еще раз, причем куда с большей искренностью:

— Извините. Я глупую шутку придумал.

— Лечи коленку, — посоветовала я. — Промыть не забудь, и йодом смажь.

ГЛАВА 4

За стенкой шумела вода — дежурный по лагерю, извинившись, вышел умыться. Разбудила я человека, мирно дремавшего под сипение дрянного китайского магнитофона. Не понимаю только, как спать под Высоцкого? Впрочем, на этой мыльнице только бардов и можно слушать.

— Будут и стихи и математика,
Почести, долги, неравный бой…
Нынче ж оловянные солдатики
Здесь, на старой карте, встали в строй.
Лучше бы уж он держал в казарме их,
Но как на войне, так на войне —
Падают бойцы в обоих армиях
Поровну на каждой стороне.

— Все, прошу прощения… — Дежурный вышел из крошечной ванной, еще вытирая лицо казенным вафельным полотенцем. — Сморило меня.

Я понимающе кивнула. Магнитофон продолжал играть, услужливо добавляя Высоцкому лишней хрипотцы:

— Может быть пробелы в воспитании,
Иль в образованье слабина?
Но не может выиграть компании
Та или иная сторона.
С совестью проблемы окаянные,
Как перед собой не согрешить?
Тут и там солдаты оловянные,
Как решить, кто должен победить…

Поморщившись, дежурный по лагерю убавил звук почти до неразличимости. Протянул руку:

— Петр.

— Алиса.

В его рукопожатии, крепком, будто он с мужчиной здоровался, сразу чувствовалась дистанция. «Только-рабочие-отношения…»

Ну и прекрасно. Особого вдохновения этот невысокий, худощавый, сам на подростка похожий человек у меня не вызывал. Разумеется, я собиралась завести на время отдыха любовника, но лучше кого-нибудь помоложе и посимпатичнее. Петру же было никак не меньше тридцати пяти, и даже без способностей Иного его можно было читать как открытую книгу. Примерный семьянин — в том смысле, что жене почти не изменяет, пить не пьет и курить не курит, воспитанию ребенка, скорее всего — единственного, уделяет должное время. Ответственный человек, любящий свою работу, толпу сопливых малышей или хулиганистых подростков ему можно доверить без опаски: сопли вытрет, по душам поговорит, бутылку водки отберет, лекцию о вреде курения прочтет, нагрузит и работой, и отдыхом, и моралью.

Короче говоря — воплощенная мечта Светлых, а не живой человек.

— Очень приятно познакомиться, — сказала я. — Так давно мечтала попасть в «Артек». Жаль, что при таких обстоятельствах…

Петр вздохнул.

— Да, не говорите. Мы все так переживаем из-за Настеньки… Вы с ней подруги?

— Нет, — я покачала головой. — Я на два курса младше, честно говоря, даже лицо не припомню…

Петр кивнул, стал проглядывать мои документы. Встреча с Настей меня не пугала, скорее всего, уж она-то мое лицо припомнит — Завулон всегда тщателен в мелочах. Если в самом «Артеке» нет ни одного Иного, то, значит, заезжал кто-нибудь из Ялты или Симферополя, подходил на минутку к Насте… и теперь — она меня вспомнит.

— Работать вожатой доводилось?

— Да, но… не в «Артеке», конечно.

— Ну и что? — пожал плечами Петр. — Две тысячи триста человек персонала, вот и все разница.

Тон, которым он произнес эти слова, не слишком-то с ними согласовывался. Гордился он «Артеком», так гордился, словно сам его основал; лично, с автоматом в руках, отбивал у фашистов; строил корпуса и сажал деревца.

Я улыбнулась, всем своим видом показывая: «не верю, но из вежливости промолчу».

— Настя работает в «Лазурном», — сказал Петр. — Я вас к ней провожу, все равно Насте уже пора вставать. В пять утра у нас идет машина в Симферополь… Вы-то как добрались, Алиса?

— Нормально, — сказала я. — На машине.

Петр поморщился.