Дозор на Сухой Миле

"Смотри, как осмелели! Не рановато ли?" И в голосе ее, и в интонации, с какой это было произнесено, наряду с упреком можно было уловить и тихую радость.

И все же предосторожность не была излишней.

Мать зажгла на столе лампу без стекла и, прикрывая рукой огонек, перенесла ее на камелек.

В хате заколыхался полумрак.

Рыгор снял с плеча винтовку, приставил ее к столу. С другого плеча стащил котомку, положил на стол и принялся развязывать. Мать стояла у него за спиной. Она знала, по какому делу наведался сосед.

А Рыгор распаковывал котомку и говорил:

"Просьба к вам, тетя Катерина, та же самая. Надо еще раз сходить в Слуцк обменять все это на соль. Тут сапоги. Яловые. Новые. Мы только голенища малость помяли да подошвы о песок потерли, чтоб вид был, будто ношеные. Если что, говорите - мужиковы. А тут деньги. Денег много, не скупитесь. Хотя сейчас надежда на них плохая, а все ж, гляди, и продаст кто-нибудь соль за деньги. А в этой бутыли - спирт..."

"Спирт неси назад, - сказала мать. И поинтересовалась: - Это вы на той неделе спиртзавод в Погосте сожгли?"

Рыгор поглядел на мать, мотнул головой, словно говоря: и верно же, проверят немцы или бобики на пропускном пункте, спросят, откуда спирт, и - в СД. Как это меня угораздило?!

"Ладно, бутыль я заберу", - согласился Рыгор.

Он уложил котомку, затянул шнурок. Сел на лавку, винтовку поставил меж колен.

"Как вы живете, тетя Катерина? Как с дровами, Толя?"

Рыгор посидел у них недолго. Поговорил с Толей, с матерью, уходя, попросил у матери прощения за беспокойство, которое они снова взваливают на нее. Сказал, что это в последний раз, что дело с солью скоро у них наладится, можно будет и им подкинуть какую малость, чтоб не подливали в горшки рассол из калийной соли.

Приход Рыгора Денисова всякий раз превращался для Толи в праздник. Потому что это был хлопец оттуда! Не из лесу, не из отряда, а оттуда. Вроде как из иного мира, где не боятся ни немцев, ни полицаев. Где все ходят с винтовками, с автоматами, с минами! Бьют захватчиков. И те боятся нос сунуть в лес, боятся партизан. Вот какие там люди, партизаны. Ходят смело, разговаривают громко, смеются. Не люди, а богатыри. Эх, быть бы и ему среди них, быть там рядом с Рыгором! Не беда, что Рыгор - молодой еще хлопец. В первый день войны он сдал последний экзамен в Слуцком педучилище. Он учитель. И в то же время не учитель, потому что ни одного дня не работал в школе. Пришли немцы - подался в лес, в партизаны.

Сильный хлопец Рыгор, жилистый, хоть и сухощав с виду. А посмотреть, как он закидывает за плечо винтовку, так можно подумать, что не винтовка это, а пушинка...

Перед войной колхозная полуторка возила со станции калийную соль. Ее ссыпали на специально подостланные доски в углу нового гумна. Говорили, что это хорошее удобрение для полей. Дефицит. Что эту соль добывают только в одном месте, в Соликамске. А город тот во-он где - на Урале.

Рассыпать калийную соль не успели. А теперь она пригодилась людям. Брали ее в гумне. Растворяли в воде. Осадок оставался на дне, а вода была горько-соленая. Ее и подливали в горшки, чтоб не есть без соли. Без соли, известно, навалится цинга, повыпадают зубы у старого и у малого...

В субботу мать ходила к Есипу просить справку - в город же без документа не сунешься. А в воскресенье ушла в Слуцк ни свет ни заря. Дорога-то неблизкая.

Базар в оккупированном городе. Угрюмый, молчаливый. Люди ходят, молча щупают, прикидывают что-то в уме, отходят. Крашеная, молодящаяся дама в пальто с лисьим воротником, несет перекинутые через оба плеча явно чужие вещи. Прокуренным голосом, негромко, словно только для себя, повторяет:

- Только на рейхсмарки. Только на рейхсмарки...

В стороне слышен громкий голос:

- Спички, довоенные спички. Коробка - червонец! Коробка - червонец!

Меж людей пробирается полицай. Повязка на рукаве, винтовка за спиной. На него оглядываются и в страхе шарахаются. К спине полицая приклеена бумажка. Если оказаться поблизости, можно прочитать: "Гад".

- Только на рейхсмарки. Только на рейхсмарки...

- Довоенные спички! Коробка - червонец!

Кто-то продает, вернее меняет, розовый абажур, обрамленный бахромой. Не нужный никому попугайчик в клетке. Старик у огромной плетеной корзины, которые носят за спиной. В корзине - горшки, кувшины. Своей работы. Старик гончар посвистывает в глиняную свистульку-петушок, зазывая менял-покупателей. К нему идут немногие. И старика жалко, словно он юродивый.