Дозор навсегда. Лучшая фантастика 2018

А вот и первая попытка анализа на нескольких листочках, вырванных из ежедневника. Что удивляло Журавлева тогда и удивляет до сих пор, так это сильная похожесть зафиксированных объектов между собой при очень значительных расхождениях с тем миром, который был для него родным. В одном из миров началом развала СССР стала резня в Нагорном Карабахе, в другом – события в Абхазии, в третьем – «взорвалась» Осетия, в четвертом – Казахстан и Приднестровье, но суть от этого не менялась, в результате ослабления социалистической идеологии на национальных окраинах страны Советов обязательно брали верх радикальные националистические группировки, и страну разрывало на части центробежными силами. И так раз за разом. Во всех мирах. Кроме одного. Того, который был для Журавлева родным.

Национализм в мире Журавлева не беспокоил никого. Как и моноцентризм в принятии политических решений, и большой средний возраст политического руководства СССР, и ослабление идеологии, и технологическое отставание от капиталистических стран в некоторых отраслях промышленности, и неравномерность снабжения регионов продуктами питания и товарами первой необходимости. Никому не мешали техногенные катастрофы, аварии на двух АЭС, внутренние кризисы, цензура, «железный занавес», подрывная деятельность иностранных спецслужб, плановая экономика, холодная война, ограниченный контингент войск в братском Афганистане и неблагоприятная динамика цен на легкую самотлорскую нефть.

Интересно, что во главе деконструкции мировой социалистической системы стояли два опытных партаппаратчика – Михаил Горбачев, первый генсек, ставший президентом, и Борис Ельцин, первый президент, который повернул страну на капиталистический путь развития. Не во всех мирах и вариантах своей судьбы Горбачев действовал одинаково, но всегда объявлял о необходимости ускорения и перестройки, боролся с диспропорциями в экономике и товарным дефицитом, что приводило к еще большему дефициту, призывал к новому мышлению, разрушал Берлинскую стену. А вот в мире Журавлева, как ни странно, Горбачев ничем особенным не запомнился. Мирно отсидел свой срок в Политбюро, глубоким пенсионером был чрезвычайным и полномочным послом в странах Бенилюкс. Сейчас живет в Крыму. На госдаче в Форосе.

Не менее загадочна и фигура Ельцина, который во множестве миров возглавлял бунты против КПСС, воевал с сепаратистами на национальных окраинах, выступал на танке, как Ленин на броневике, прославился в качестве реформатора, когда два срока руководил Россией. В мире Журавлева он до самой почетной отставки оставался первым секретарем Свердловского обкома, никаких революционных стремлений не проявлял, но авторитетом у местного населения пользовался. Построил большой дом себе и отличное метро для областного центра, которое теперь носит его имя. Умер от сердечного приступа десять лет назад. Похоронен там же, в Свердловске.

Выводы напрашивались самые разные. Но Журавлев старался не зацикливаться. Он стремился к максимальной нейтральности. Хотел собрать побольше информации, а выводы, как он считал, будут делать другие люди. И ошибся. Если экспериментальные данные не соответствуют общепризнанным теориям и общественным ожиданиям, то намного проще объявить их несуществующими, чем попытаться осмыслить. А вдруг крепко стоящая на ногах теория в самом деле пошатнется? Ведь такого быть не может, потому что не может быть никогда. Учение классиков истинно, потому что оно верно…

– Вы с кем-то разговаривали, Всеволод Сергеевич? – м.н.с. Семенов осторожно приоткрыл дверь и быстро оглядел кабинет.

– Нет, это я сам с собой спорил, видимо, – развел руками Журавлев. – Рассуждал о высоких материях и научных истинах. Как ты наверняка помнишь, абсолютная истина – это полное, исчерпывающее знание о мире как сложно организованной системе. Относительная истина – неполное, но в некоторых отношениях верное знание о том же самом объекте. Что предпочтительней, по-твоему? Хотя можешь не отвечать. Не обращай на меня внимание. Ты за журналами?

– Ага, – растерянно кивнул Семенов.

– Забирай, они в углу, на тумбочке…

Когда шаги Семенова в коридоре стихли, Журавлев подтянул поближе телефонный аппарат. Набрал домашний номер. Жена взяла трубку после третьего гудка, словно ждала звонка.

– Ты где? – строго поинтересовалась Нина Павловна. – На работе?

– Нинуль, у меня тут проблемки небольшие возникли. – Журавлев изо всех сил сдерживался, чтобы в голосе не прозвучало волнение.

– Кто бы сомневался…

– Прости меня…

– За задержку на работе? – слегка удивилась Нина Павловна.

– За все прости. Если что, ты не верь. Все было не так. Вернее, не совсем так. И я тебя действительно очень сильно люблю.

Нина Павловна несколько долгих секунд молчала. Было слышно только ее дыхание в трубке.

– Ты там выпил, что ли?

Журавлев помотал головой, словно супруга могла его увидеть.

– Как стекло.

– Всеволод, что-то случилось?

– Извини, не могу больше говорить…