Дозорный

— Пройнсэ Диви был добровольцем ИРА, но ничего серьезного ему не доверяли. Поговаривали, будто он приторговывает наркотиками. Так или этак, он, по-видимому, попытался сбыть наркоту не тем, кому следовало, каратели взяли его и здорово измордовали. Пройнсэ отчаянно нуждался в деньгах. Так что, когда с ним связались люди из ИОП, он оказался легкой добычей.

Алекс кивнул.

— Я ничего этого не знал, пока меня не вызвал Падрег Бирн. Где-то под Рождество девяносто пятого. Когда я появился у него дома, он сказал, что Пройнсэ напился, явился в контрразведку ИРА и покаялся в том, что стучит в ИОП. Теоретически ИРА всегда дает перебежчикам амнистию — признайся во всем, и тебя снимут с крючка, — однако на практике после допроса они получают две пули в затылок. В этом, нетипичном, случае контрразведчикам хватило ума спросить совета у Бирна, и тот запретил трогать Диви, сказав, что сам допросит его. Что он и сделал, а после заставил Пройнсэ снабжать ИОП дезинформацией.

А теперь вспомни: срок перемирия тогда подошел к концу. Республиканцы вот-вот должны были взорвать бомбу в башне Кэнери-Хорф, и Падрег Бирн — человек очень честолюбивый, стремившийся из Совета Армии в Исполнительный совет, — захотел устроить собственный эффектный спектакль. Он решил захватить двух агентов ИОП. Бирн рассказал мне об этом и выразил желание, чтобы этих людей убил я. Лично, на глазах у всех. Последнее испытание преданности, последнее подтверждение верности. Сделай это, сказал он, и ты войдешь в Совет Армии, гарантирую. Только докажи, что ты наш душой и телом. Я, разумеется, согласился — что мне еще оставалось? — и спросил о подробностях. Он в точности рассказал все, что должно было произойти.

На следующий день я допоздна задержался на работе, отправил с компьютера одного из клиентов шифрованный доклад в Лондон и молил Бога, чтобы людей из ИОП успели отозвать. Я просил отозвать и меня: если эти парни исчезнут всего за несколько дней до операции, это укажет прямиком на меня. Назавтра мне позвонил представитель компании «Интекс» и сказал, что производство программного обеспечения, которым я интересовался, прекращено. «Интекс» был, разумеется, «Пятеркой», а звонок означал, что мое сообщение получено и что я должен сидеть и не рыпаться.

— Постой-ка. Ты говоришь, «Пятерка» знала, что Рея Бледсо и Коннора Вина схватят, будут пытать и убьют, и ничего не предприняла?

— Да. Именно это я и говорю. Мы целой оравой приехали на ферму по другую сторону границы — контрразведка часто использовала ее для допросов и казней — жуткое, залитое кровью место, смердящее смертью. Мальчишки-добровольцы только что не писались от восторга — им же представлялась возможность увидеть, как пропускают через мясорубку двоих британских агентов. Часы шли, и я молился, как никогда не молился прежде, чтобы Лондон отозвал этих ребят. Никого, конечно, не отозвали, и Бледсо с Вином вечером перевезли через границу. Я взял с собой «браунинг», чтобы иметь хотя бы возможность убить их быстро, однако все обернулось так, что я не сумел сделать даже этого.

Миан умолк. Глаза его были холодны и прозрачны, как паковый лед.

— У них там был генератор и один из этих мощных, работающих на сжатом воздухе пистолетов для забивания металлических скоб... Ты представляешь себе, что происходит, когда из него стреляют человеку в глаз?

Алекс открыл было рот, но обнаружил вдруг, что не способен произнести ни слова.

— Глаз просто взрывается, а скоба пробивает человеку нёбо. Боль, должно быть, невообразимая...

— И ты это сделал? — неверяще прошептал Алекс.

— Нет, слава богу, это сделал другой — с Вином. Но суть не в том, кто это сделал. Суть в том, что «Пятерка», знавшая, на что способен Бирн и его компания, позволила этому случиться.

— И что было потом?

— Бирн понимал, что Вин человек крепкий, а Бледсо, если его как следует напугать, заговорит. Ну так он его и напугал. Бледсо почти свихнулся от ужаса. Однако Бирн, просто для верности, приказал проделать то же самое со вторым глазом Вина. А потом, только для того, чтобы подчеркнуть, что говорить придется Бледсо, отрезал Вину язык. В голове у меня все мутилось от этого зрелища, но я повторял себе: «Улыбайся, или с тобой сделают то же самое».

Алекс кивнул.

— Ну, и когда Бирн велел мне прикончить Вина, я вытащил «браунинг». Однако Бирн сказал «нет». И вручил мне молоток и пятнадцатисантиметровый гвоздь...

— И ты убил его?

— Звук получился такой... звенящий, — задумчиво ответил Миан. — Он умер мгновенно.

— А Бледсо?

— Бледсо рассказал им все до последнего. Все, что знал.

— И?..

— Да, его я прикончил тоже. Тем же способом. И одновременно пообещал себе, что те, кто несет за это ответственность, узнают такие же боль и ужас, какие узнали эти отважные люди.

— Но ведь главная ответственность лежит на Падреге Бирне с его головорезами, — негромко произнес Алекс.