Дозоры

– Во-от, это самое антиресное! – расцвел Ленька. – Бандюгану-то вдогон Лешиков отправили, волчат наших. Оне у нас заместо отряда быстрого реагирования. Прикинь, три друга, три оборотня – и все Ляксеи! Токма фамилии разны. Ну, оне его так и не сыскали. Зато на обратном пути Михальчука увидали – у того аккурат тогда машина из строя вышла. Ну, оне же всего оборотни, что с йих взять? Заместо того чтобы подмогнуть ему да сопроводить в Загарино, оне докладать Хозяину помчались. А тут на шчастье из райцентра возврашшались Аленка с Васькой – она на почту ездила, а он кукурузу на овошчную базу отвозил. Оне смекнули, что что-то не так пошло, ну, высадил Васька Алену, а уж она потихоньку стала обрабатывать Михальчука. До Загарино-то его доставила, а что дальше с им делать – не знат. Хозяин-то в тот момент был… в обшчем, не было его на месте, ну и пришлось ей импровизировать. Пока те, кто постарше да поумнее, решали, как им заместо дядьки Спиридона Михальчука заморочить, она уж собственные чары навела. Никто ить не знал, что у ей талант такой – музыкой морок создать! А она композитору чегой-то там напела – он и рехнулси! Увидал, как наяву, что будто бы Алену убил. У-у-у, какой утром шухер был! Потом, когда объяснили Михальчуку, что такое она с ним сотворила, какой обман зрения произвела, он на радостях в нее и влюбилси. Это ж надо, говорит, я всю жизнь мечтал, всю жизнь училси, чтобы музыкой на людей воздействовать, а эта Алена ваша – наша тоись, – она же, говорит, самородок! Ну, почти сразу заявление в сельсовет и подали, а вот третьего дня с городского загсу уже выправленные документы привезли, что она теперича евойная супружница. Так что композитор чичас спокойно трудится, а жена его заместо дядьки Спиридона – и в доме его живет, и работу его делат. Ну, не всю, конечно, – слабовата она, чтобы зов поддерживать да путь отслеживать. А вот гостей встренуть – это мы теперича токма ее и посылам. Но это редко надобится, а в основном она мужу помогат.

– А для чего же композитор Хозяину понадобился? Гимн общины написать?

– А это, Коля, не тваво ума дело! Ты спрашивать – спрашивай, а куды не надыть – не лезь!

Николай пожал плечами, переместил завернутого в одеяльце Данилку с левой руки на правую, задумчиво произнес:

– Откуда ж мне знать, про что можно спрашивать, а про что нельзя? Ты вот все время говоришь – в город съездили, из города привезли, на почту, на овощебазу, туда-сюда… Об этом можно говорить?

– Отчего ж нельзя? – удивился Ленька. – Чай, город не запретный!

– И вы вот так спокойно в него ездите?

– А что ж не ездить?!

– А рассекретить себя не боитесь?

– Вот дуро! – обрадовался Ленька. – Да мы ж скорее себя рассекретим, ежельше в городе появляцца перестанем! Тут же испокон веков село было, а колхоз «Загаринский» уже лет пятьдесят свою продукцию в райцентр возит – на овошчную базу, на молокозавод, в зернохранилишче, на бумфабрику в соседний район. Ты представь, что мы возить перестанем – это сколькех же обрабатывать придецца, чтобы они про нас насовсем забыли?! Так что непременно следоват нам продолжать в том же роде, непременно! Обратно же, и самим нам надыть в курсе быть, что снаружи творится.

– Что же, и к вам любой может пожаловать? – напрягся Николай.

– К нам может пожаловать только тот, кого Хозяин допустит, – насупившись, ответил Ленька и принялся расстегивать куртку, а затем и рубашку. – Для примеру сказать, кажный год к нам на посевную и уборочную из райкома уполномоченного присылают – для контролю. Быват, лекторы в клуб приезжают, про всякие разности рассказывают. Из филармонии с концертами артисты навешчают. Выездные заседания партбюро у нас тоже случаюцца. В обшчем, такие это люди, что лучче их принять. Мы их тут кормим-поим, ну и, ежельше лекция и концерт антиресные, сами слушаем. Что ж мы, не люди, что ли? А потом, как им уезжать, память-то им подправлям, чтобы не болтали лишнего – типа, кого тут видали, о чем тут болтали. Ежельше лекция совсем скушная, мы лектора в подполе складируем, чтобы не мешалси под ногами. Потом он, конечно, считат, что мы – самая благодарная публика, котора его овациями встретила и овациями проводила. Знашь, как это называцца? Кон-фа-бу-ля-ция! [57] – Николай усмехнулся мудреному слову, неожиданному в устах простецкого деревенского парня; впрочем, после импровизации, магнитных полей и катушки индуктивности он уже по-иному смотрел на Леньку. – Это у нас бывший психический дохтур из области обитат, чуть не профессор, а инициировали его токма недавно, вот он и применят свои знания в новом развороте, награждат ложными воспоминаниями всех, кого следоват. В обшчем, могешь не волновацца, никто лишний тут никак не окажецца. Для всех посторонних Загарино невидимо – такой особливый шчит установлен. А мы – вот!

Ленька наконец до пупка расстегнул рубашку и продемонстрировал Николаю голую грудь. Николай посмотрел так и этак – ничего не понял.

– Дуро! – весело воскликнул Ленька. – Ты через Сумрак глянь!