Дозоры

Как-то так само собой вышло, что Иные мелких рангов скоренько оказались позади тех, кто посильнее: толпились в полумраке, за спинами, за пределами круга света от костра на штабной поляне, лихорадочно готовились к встрече с неведомым противником. Заклинания, которыми они торопились себя вооружить и обезопасить, казались Евгению смешными, детскими. Впрочем, он и сам наверняка выглядел наивно и нелепо, когда в прошлый раз пытался противостоять волне со «щитом мага» и файерболом наперевес. Сейчас он, напружиненный, магическим образом ускоренный, не предпринимал ничего – ждал развития событий, наблюдая за тем, как работают «взрослые». В густом осеннем лесу, который на первом слое казался еще более холодным, мрачным и непроходимым, чем в реальности, вдруг посветлело. Призрачные, мертвые деревья будто бы раздвинулись, конус света, исходящего то ли от костров, то ли от самого Химригона, устремился вглубь, уперся в высокое, размерами с крепостную стену, переплетение сухих, серых от старости коряг. Жутковатая преграда, напоминающая груду костей, вздрагивала в такт ударам колотушки о бубен, вздыхала, пропуская сквозь переплетения ветвей-ребер клочья белого пара. Что это была за преграда – Угорь так и не понял. Может, именно так видят таежную чащобу шаманы, и собравшимся здесь посчастливилось взглянуть на лес глазами Химригона, а может, сама древняя, дремучая, дикая сила, обитающая в тайге, возводит подобные препятствия на пути тех, кто берется путешествовать по лесу в Сумраке.

Высший шаман заунывно подвывал, тянул длинную протяжную ноту, притопывал, крутился на месте, наклонялся и выпрямлялся, не забывая поддерживать рокочущий ритм. Собственно, теперь он уже не был шаманом, не был человеком – так плотно обняла его в Сумраке шкура медведя, так туго села на голову огромная медвежья башка. Если бы не бубен в руках, на которые были натянуты длинные мохнатые перчатки с когтями, можно было бы решить, что на поляне сердито ворочается сам хозяин тайги.

Сквозь ощетинившуюся сучьями стену вместе со струйками белого пара стала просачиваться темная дымка. То есть дымом, облаком, туманом это, по сути, не было. Не облако, а тень облака, вдруг отчего-то решившая обрести объем. Сейчас эта тень проворно и беспрепятственно, словно вода, протекала с той стороны скелетоподобной груды переплетенных коряг в конус света. Расстояния в Сумраке обманчивы, сотня метров в мире людей не всегда соответствует тому же значению на первом слое, и глазам, привыкшим измерять длину, ширину и высоту в одной системе координат, подчас бывает сложно определить те же размеры в сумеречной системе. Если в Сумраке вообще есть хоть какая-то система, кроме порядка слоев. Расстояние до стены Угорь оценил как раз в сто метров. Скорость тени – как у бегуна на средние дистанции, метров пять-семь в секунду. Значит, времени у Химригона, чтобы «дать попытку», совсем немного. Словно завороженные собравшиеся прикипели взглядами к холодной темной волне. Она приближалась, неумолимая, как надвигающийся вал во время шторма, и все еще была призрачной, нематериальной. Исчезли, провалились на более глубокие слои Аесарон и Сибиряк. Угорь хотел ринуться следом, но задержался, коротко оглянулся на толпящихся за спиной Иных. И что с того, что Темных там гораздо больше, чем Светлых? Все жить хотят, все одно дело делают. Их-то кто защитит, если с первого слоя уберутся все более или менее приличные бойцы? Да пусть даже и не защитит, не сумеет, не выдюжит, но присутствие опытного оперативника должно вселить надежду, уверенность, лишить их желания нестись сломя голову через бурелом, все равно в какую сторону – в безумную, обреченную атаку или прочь, с позором и воплями. Покрепче упершись ногами в землю, дозорный слил на ладони заряды из двух амулетов: жестокое «тройное лезвие» и более гуманную «экспроприацию» – заклинание, при точном попадании отнимающее или блокирующее часть Силы противника. Правда, противника заведомо более слабого или равного по уровню. Свет и Тьма не разберут, что там за Сила у неваляшки, но попытаться следует.

Лиля в Сумраке выглядела уже не как цыганская колдунья, а как типичная Светлая целительница очень высокого ранга: длинное, до пят, белое платье, неяркое свечение, испускаемое кожей; мериклэ превратились в надетый на шею венок из луговых трав и цветов, браслеты – в переплетающиеся на предплечьях и запястьях вьюнки. Но магия ее по-прежнему была цыганской, несколько отличной от той, что раньше доводилось видеть Евгению. Разведя руки в стороны, будто готовясь обнять надвигающуюся тень, низким, глубоким голосом она произнесла так, будто потребовала что-то:

– Пхэн, кон ту! [59]