Читаем Draco is awaiting (СИ) полностью

Тот обиженно насупился и обжёг Малфоя колючим взглядом из-под очков:

— Сегодня ночью – у тебя. Если не впустишь... — он прищурился и деловито поправил на носу оправу, — то пожалеешь, так и знай! «О, Мерлин, сколько же проблем с этой любовью!» — Покачал Драко головой, провожая озадаченным взглядом спину Гарри, независимо и гордо удалявшегося по коридору.

====== 4-3 ======

Это было так странно: находиться по собственной воле в этом опасном доме. Сидеть, скукожившись, под лестницей и ждать неизвестно чего.

Это было так странно: осознавать, что ты так много можешь. Бесстрашно выйти на смерть или попытаться сохранить жизнь, любимого и свою. Трусливо таиться в затхлой каморке и ловить малейшие признаки живой магии аманта или по-гриффиндорски героически погибнуть в неравном бою, а скорее, даже без всякого боя, вмиг нашпигованным непростительными. Вспоминать, как любил его, а он — тебя, или изъедать себя муками совести и опасностью лишиться бессмертной души.

Это было так странно: носить на руке Тёмную метку, знак погибели, летящей на кровавых крыльях впереди тебя в чужие дома и сердца, дарованную тебе, молодому мальчишке, могущественным повелителем — и сражаться с тёмной магией за жизнь того самого Поттера, который, один во всём свете, смог его уничтожить.

Это было так странно: не чувствовать рук, ног, тела. Не понимать, где верх и низ, а ориентироваться во времени и пространстве только на свой самый, как казалось раньше, слабый и никчёмный орган — на расколотое сердце, сейчас медленно, стежок за стежком, зашивавшее себя колдовскими нитками, заклеивавшее себя прозрачной раскалённой слюдой слёз, втягивавшее в себя неспешно, но упорно, капля за каплей, чародейскую силу, разлитую в воздухе магического города, в светлых мечтах, в чужом человеческом мирном дыхании. В любви...

Это было так странно: не бояться смерти. Впервые в жизни решиться громко, с привычной надменной улыбкой сказать ей «нет» и выставить в противовес её легендарной косе, заточенной бурями небес и огнём ада, обычную волшебную палочку, тонкий кусочек полированного боярышника с волосом единорога внутри, и свою дикую любовь к растрёпанному черноволосому зеленоглазому парню в очках и со шрамом на лбу в виде молнии.

Это было так странно: думать о любимом, не как о своём удовольствии, о своей собственности, а как о части себя, части большей, самой важной и самой ценной.

Это было так странно...

*

Это было так странно: лежать в своей детской школьной постели, закрывшись от сопевших и ворочавшихся бывших одногруппников и друзей балдахином с гербами факультета — и ждать Гарри Поттера... Своего Гарри, любовника, бестолкового охламона, которого все считают великим героем, и который, слава Мерлину, не разучился в этом сомневаться. Иначе, поверь самонадеянно Поттер в собственную исключительность и абсолютную правоту, в своё право вершить судьбы мира и отдельных людей — и у влюблённого Малфоя уж точно не было бы ни малейшего шанса хоть что-то ему доказать, объяснить. Ему и самому себе...

Часы в слизеринской гостиной уже давно пробили «час ведьм», а Драко только сообразил, что его ожидание в принципе бессмысленно: за год жизни вне школьных стен и порядков он невероятным образом забыл про традицию факультетских паролей! Вот дурак, а ещё гнобит Поттера! Чуть не свалившись с кровати, он в одних трусах кинулся в гостиную.

В коридоре, конечно же, никого не было. Ну не абсолютный ведь кретин Поттер, чтобы торчать под замком Слизерина до самого утра. Драко выругался вполголоса и пнул дверной косяк голой ногой.

— Я уже хотел брать вашу крепость штурмом, — раздался за спиной сонный раздражённый голос, — но решил, что отчисление из школы накануне выпускных экзаменов не добавит мне сексуальности. — Гарри снял с головы мантию-невидимку и тяжело вздохнул. Драко, на ощупь поймав его руку, рывком втолкнул Поттера в слизеринскую гостиную.

Передвигались они быстро и только нервно перешёптывались: Гарри ворчал, Драко непривычно оправдывался и извинялся.

Оказавшись на малфоевской постели и плотно занавесив балдахин, зажгли волшебной палочкой слабенький свет и напряжённо уставились друг на друга.

— Ты соображаешь, что творишь? — прошептал Драко одними губами и нервно облизнулся.

— Ты меня впустил? — Гарри склонил голову набок и навесил над кроватью слабенькое Заглушающее.

— Утром экзамен. Это очень серьёзно. Третий год учиться на седьмом курсе нам не позволят. — Драко убрал чёлку с глаз.

— Ты меня впустил. — Гарри скинул ботинки и забрался на постель с ногами.

— Нам надо выспаться. Ты меня сегодня чуть не взял силой. Ты ещё не расстался со своей девушкой. Я тебе не верю. Ты трус и обманщик. Ты — Поттер, а я — Малфой! — Драко чеканил фразы на выдохе и с каждым словом всё ближе придвигался к Гарри.

— Ты меня впустил! — Тот склонил голову, словно упрямый бычок, и стащил через голову джемпер, отбросил его на пол. — Ты меня впустил! — Казалось, восторгу Гарри не было предела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее