Его явное проявление привязанности вызвало большую тревогу у Алекс, поскольку, несмотря на то, что в прошлом она могла принять его как своего друга, даже признать его человеком, о котором очень заботилась, девушка не могла забыть, кем он станет в будущем. И это был не тот, кого она когда-либо хотела бы поцеловать — в щеку или куда-нибудь еще.
Когда она поделилась своими опасениями с Нийксом в тот день, по крайней мере, смутно, в форме «Я скоро ухожу и не хочу никого ненароком вводить в заблуждение», Нийкс просто посмотрел на нее, как будто проверяя, серьезна ли она, прежде чем разразиться смехом.
— Ты шутишь, да? — сказал он ей в перерывах между ударами меча. — Ты знаешь, что он был наполовину влюблен в тебя с тех пор, как ты простила его за то, что он бросил твою задницу в городе в тот день?
Едва избежав того, чтобы его клинок проткнул ее селезенку, Алекс уставилась на Нийкса.
— Но это было несколько недель назад!
— Что означает, что у него было достаточно времени, чтобы узнать тебя получше и даже узнать другую половину, — ответил Нийкс, проводя пальцем по голове. — Тебе лучше следить за собой, котенок. Мой лучший друг думает, что ты меярин, и он влюбляется в тебя — смертную — и влюбляется сильно.
Алекс пригнулась и развернулась, встретив его оружие в воздухе, когда она сказала:
— Думаю, что это может быть небольшой проблемой.
— Небольшой проблемой? — В его голосе звучало недоверие. — Небольшой проблемой?
— Я не могу помешать ему чувствовать то, что он чувствует, Нийкс, каким бы психическим это ни было… и поверь мне, учитывая все, что я знаю, это действительно психическое, — сказала Алекс, ее разум пошатнулся. — Но я чертовски уверена, что не поощряю его!
Опровержение Нийкса было столь же быстрым, как и его следующий выпад.
— Ты его также не отшиваешь!
С тех пор Алекс делала все возможное, чтобы избегать Эйвена, не желая заводить его дальше, чем он, по-видимому, уже зашел… каким бы непреднамеренным это ни было. Ее усилия оказались эффективными, поскольку она не видела его с тех пор, как он поцеловал ее в щеку несколько дней назад. Но, вероятно, это было еще и потому, что она почти каждый второй час тренировалась, чтобы стать Суперженщиной. Это был подвиг, который, как могла признать Алекс, наконец-то окупился.
— Что с тобой сегодня происходит? — спросил Нийкс, возвращая ее в настоящее, когда он приостановил свою атаку и посмотрел на нее проницательным взглядом. — В последнее время ты сильно улучшилась, но сегодня мы как будто вернулись к тому, с чего начали.
— Прости, — задыхаясь, произнесла Алекс. — Я не выспалась прошлой ночью.
— Почему нет? — спросил он, скрестив руки на голой груди.
Во время их первого спарринга Алекс узнала, что предпочитает одеваться так, чтобы бои были минимальными… это означало, что на нем были только ботинки и длинные черные боевые штаны, подпоясанные на талии. В первый раз, когда Алекс увидела его полуобнаженным, она не могла оторвать глаз, но это было не из-за его нелепо очерченного пресса; это было из-за серебристых следов от когтей, выделяющихся на его загорелой коже, диагональных шрамов, тянущихся через его грудь.
Он заметил ее пристальный взгляд и отпустил какое-то легкомысленное замечание о том, что она пускает на него слюни, но она видела эмоции в его глазах… страх перед его предсмертным опытом, облегчение от того, что он жив, гнев на то, что он жив, и сожаление о том, что он всегда будет носить отпечаток Сарнафа… и о Требовании. В этот момент Алекс была благодарна, что ее собственные шрамы были крошечными по сравнению с тем, что был на ее руке, и тем, где Аэнара вонзилась ей в спину. Очевидно, только самые тяжелые травмы могли повредить плоть тех, у кого была бессмертная кровь, и следы от когтей Нийкса возглавили чарты.
Алекс никогда бы не сказала это ему в лицо, уверенная, что в ответ получит какой-нибудь смехотворно непристойный комментарий, но она думала, что шрамы просто дополняют его общую внешность, как бы это ни было невозможно. Меярины в целом, по ее мнению, были слишком идеальны. Они были почти слишком неестественно хороши собой. Но шрамы Нийкса, даже скрытые одеждой, придавали ему недостаток, который делал его еще более реальным. Они были знаком того, через что он прошел, знаком чести и свидетельством его решения помочь Алекс научиться сражаться любой ценой.
Для нее это было просто прекрасно.
— Эйлия! — рявкнул он на нее.
Она покачала головой и снова извинилась.
— Прости, что ты сказал?
Он поджал губы.
— Почему ты не спала?
— Это была моя вина, — раздался грохочущий голос Ксираксуса, когда он приземлился на их поляне с глухим стуком, от которого земля под ногами Алекс задрожала и ближайшие деревья в лесу затряслись.