Кэтрин, как прадеда, так и деда, никогда не знала, но вот наслышана была об обоих. Эти мужчины друг друга стоили. Потом, значительно позже, когда младший сын, впоследствии отец Кэти, пойдет против воли своего отца, стремясь учиться тому, к чему лежала его душа, был отринут им и просто забыт. А потому свою бабушку, попытавшуюся сбежать от такого брака, она, в общем-то, понимала.
А тогда юная Амалия несколько дней рыдала на руках Альберты, жалея себя, ругая судьбу и отца, и страшась будущего. Но, наревевшись и нажаловавшись вволю, она все-таки вернулась в столицу и, соответственно, пошла под венец — перечить воле отца тогда, в юности, она не смогла. Впрочем, как было известно, спустя двадцать с небольшим лет и став уверенной в себе, сильной и независимой женщиной, она это все-таки сделала.
Хотя и тогда это ей далось не без труда. Нет, господин Блайк жену в ее стремлениях останавливать не стал — у него, видишь ли, на женские капризы времени не было, а именно так он отнесся к желанию Амелии получить развод. Но вот к детям он ее больше не подпустил. И если старшему Томасу на тот момент было уже двадцать лет, и он во много мог и сам решать, как ему вести себя с матерью, то вот младшему Джерому, впоследствии ставшим отцом Кэти, было всего пять. И у него, понятно, свободы выбора не было.
И у самой Ами той свободы выбора тоже не было. А потому, попытавшись сразиться с ненавистным мужем, как и положено — в суде, и поняв, что в любом случае проиграет, поскольку на стороне зятя решил выступить и такой же ненавистный папочка, она в расстройстве сбежала из столицы. Куда? Понятно — в Пшеху. Где и прожила пару лет, пока не смогла смириться со сложившимся положением дел, а ее неугомонная натура не потянула из глуши.
— Вот тогда наши отношения с Амелией и переросли те, что были хоть и доверительными, но все же больше отвечающими понятию «дочки-матери», и стали равноценными — дружескими, — пояснила Альберта этот момент в своем рассказе.
А потому, вскоре после того, как Ами утвердилась в высшем обществе, как поэтесса, законодательница мод и светская львица, то есть заставила себя уважать, как самостоятельную личность, а не дочь медиамагната или жену промышленника, она потянула в Гренланд и Алю.
Надо сказать, что исполнение этой задумки далось Амелии нелегко. Привыкшая к тишине деревенской жизни подруга долго отказывалась настолько кардинально что-то менять в своей жизни. Но, все же, поругавшись несколько раз, и столько же раз помирившись, старшая женщина здалась на уговоры приятельницы и перебралась в столицу.
А все оказалось не таким страшным, как казалось издалека. Уверенная в себе, и не допускающая ни малейшего осуждения или даже косого взгляда в сторону подруги, Амелия бойко втянула Альберту в круговерть светской жизни столицы. И не прошло и месяца, как Аля оказалась в Гренланде, а ее жизнь переполнилась событиями, встречами и завязывающимися отношениями. Впрочем, отношения не только завязывались, но и возрождались прежние. Те, кто когда-то малодушно предпочли не замечать, что молодая вдова Разумовская вдруг пропала из столицы, теперь, видя ее постоянно с такой яркой звездой, как Амелия Блайк, захотели возобновить общение.
Хотя, нужно отдать должное некоторым из этих новых-старых знакомых, кое-кто из них вынуждены были отстраниться от Альберты не из-за того, что влиятельная жена политика в миг утеряла это самое влияние по смерти мужа. Вот тогда Аля и узнала, что возможно… да-да, только возможно, что Алексей умер не из-за ошибки в методики по регенеративному омоложению. Вернее, ошибка возможно… опять-таки — возможно, и была допущена, но была она преднамеренной. Тогда же женщина узнала и о других, казалось бы невозможных сбоях в технике, несчастных случаях и невероятных проблем со здоровьем, унесших жизни еще восьми соратников Алексея по его работе над законом «О легализации населения, проживающего на частных территориях». А те, что не попали под эти «случайности» вынуждены были сами отойти от дел.
А закон? Закон был все же принят силами тех, кто все-таки не отступил от задуманного, но успел понять, что происходит что-то неладное и обезопасить себя. Или все же это оказалось ценой за то, чтобы эти люди не противодействовали тому, что впоследствии с ним стало. То есть, закон приняли, но «навесили» на него столько уточнений и дополнений, что он утерял почти половину своей значимости. К тому же, что называется, в широкие массы он не вышел. И в итоге — закон как бы существовал, но основное население, жившее в городах, о нем ничего не знало. А значит все, что касалось диких земель и людей, населяющих их, так и осталось для большинства тайной за семью печатями.
А вот это Кэтрин знала, как никто другой. Сразу вспомнились ее мытарства по сбору информации о территориях за куполами, и тех крохах, что она умудрилась найти. Действительно, народ в мегаполисах ничего не знал об этом… да, собственно, и знать не хотел.