Драго нисходящий (ЛП)

Я погрузился во тьму, мои крики заглушил шум бури, и я обнаружил, что стою на заднем дворе церкви. Я прислушивался к стуку своего сердца в груди, чувствовал, как кровь пульсирует в венах, и вдыхал аромат душистого воска. Успокаивающие, знакомые лица с витражей смотрели на меня, и страх утих.

Абдиэль стоял у алтаря, единственный свет давало мерцающее пламя пятисвечников по обе стороны от него. Он поднял руки, раскрыв ладони, и медленно кивнул мне.

"Ты любишь ее?" - прошептал он.

Ровный звон далекого колокола постепенно превратился в смех, отражающийся от потолка собора, и я заметил еще одного человека, сидящего на соседней скамье. Он был стар, с обвисшим лицом, кожей с пятнами и черными глазами. Безжизненные... нечеловеческие... бездонные глаза... Его седые волосы отросли настолько, что лицо почти полностью состояло из лба, а несколько оставшихся прядей спереди были зачесаны назад и еще влажные от взмахов мокрой расчески. В его непрозрачных глазах отражалась жуткая картина.

Притянувшись ближе, я позволил темноте поглотить меня.

Пошатываясь по узкому коридору, я задыхался, меня тошнило, а боли, похожие на ножевые, отдавались в паху и в животе. В дальнем конце коридора была открытая дверь, и что-то неуверенно свисало с верхней части дверной коробки, время от времени сверкая, поворачиваясь и раскачиваясь при каждом моем шаге.

Крест - висящий крест, перевернутый вверх ногами и раскачивающийся на серебряной цепочке, измазанной кровью. Я резко остановился и привалился к стене, наблюдая, как он качается взад-вперед, словно маятник. Прогорклый запах доносился откуда-то из-за маленького креста, из дверного проема.

Я оттолкнулся от стены, сбил крест ударом руки и влетел в комнату, залитую белым светом. Пол, стены, потолок - все белое, казалось, сомкнулось вокруг меня, когда мои ноги заскользили, и я чуть не упал. Я посмотрел вниз и увидел рядом со своей ногой пятно крови, такое странное на фоне чистого белого цвета. Приседая, я проследил за мазком по полу до другой двери в дальнем конце комнаты. Отвратительный запах усилился.

За дверью оказалась маленькая, тесная ванная комната - старая, заброшенная, забытая. Грязная потрескавшаяся плитка - некоторые отсутствовали полностью - покрывала залитый кровью пол, серые стены были забрызганы экскрементами и другими нечистотами, обои в большинстве мест отслоились или были сорваны, а потолок был низким, грязным, с многочисленными трещинами и пятнами от воды.

Вокруг шумно жужжал рой крупных мух. Маленькая раковина и древний унитаз медленно переполнялись журчащей коричневой водой, настолько густой, что она была почти студенистой; жидкость шлепала по кафелю с неприятным звуком, пока я шел к ванне у дальней стены. Отдельно стоящая ванна тоже была покрыта грязью по внешним стенкам. Но когда я подошел ближе, скользя ногами по кафелю, я понял, что она наполнена океаном темно-малинового цвета.

"Господи!" Я задыхался, закрывая рот обеими руками, а глаза слезились.

Тело - маленькое, похожее на ребенка - плавало и покачивалось у поверхности, его грудь представляла собой открытую полость, а конечности были скручены и повернуты под невозможными углами.

Будто упав с края обрыва и глядя вверх во время падения, я вдруг рванулся назад, прочь из комнаты, прочь от крови, грязи и безумия.

Я моргнул, потом еще раз. Я все это время смотрел в глаза старика.

Он раздвинул бледные губы, обнажив гниющие десны и зубы, обточенные до ножевидных остриев.

"Умрешь ли ты за нее?" - спросил он булькающим голосом. " Сгоришь ли ты за нее?"

Щетки стеклоочистителя скрипели по лобовому стеклу, дождь барабанил по стальной крыше, а вода, стекавшая с окна слева от меня, приглушала приближающийся городской пейзаж. Я вцепился в руль и потряс головой, пытаясь разогнать паутину, все еще не понимая, приснился ли мне дневной сон или я действительно заснул за рулем. Потрясенный, дезориентированный и все более становящийся параноиком, я смахнул бисеринки пота и уверил себя, что не сошел с ума. Опять.

Когда я въезжал в Провиденс, в голове пронеслись разрозненные воспоминания о времени, проведенном в госпитале для ветеранов. Прошло всего пять лет, но мои воспоминания об этом периоде были в лучшем случае неоднозначными. Как и боевой опыт, приведший к госпитализации, я так глубоко похоронил воспоминания о выздоровлении, что даже в тех редких случаях, когда я чувствовал себя склонным к их анализу, они часто оставались раздражающе отстраненными.

Я нашел здание Рэнди Уоллеса в нескольких кварталах от гражданского центра. Это была элитная высотка с просторной парковкой, забитой дорогими, в основном иностранными автомобилями, и швейцаром в полном облачении, стоящим на страже под навесом над входом. Я сидел в своей дыре, чувствуя себя неполноценным, завидуя или просто возмущаясь - не уверен, что именно, - и решил собраться с мыслями, прежде чем идти внутрь.

После двух сигарет я бросился под дождь и укрылся под навесом. Швейцар поднял пару белых кустистых бровей и вызвал восторженную улыбку. "Добрый день, сэр. Могу я вам помочь?"