Dragoste în ciuda (СИ)

— Твоя смерть, — голос Влада стал густым, шипящим.

— Нет! — выкрикнул султан и ослабил хватку.

Влад как будто увидел со стороны всё, что произошло в следующую минуту. Минуту… Минута. Это мало или много? Что можно успеть за минуту? Что можно потерять за минуту?

Острое лезвие в дрогнувших, крепких до этого ладонях надавило чуть глубже, но достаточно для того, чтобы причинить непоправимое. Влад закричал, ускорившись, и скользнул к ней, подхватывая падающее тело. Капля крови, хлынувшая из раны, попавшая на язык и впитавшаяся, будто капля воды в пустыне. Как минута. Её мало или много? Для Влада Дракулы, заключившего договор с Тьмой и поклявшегося никогда не исполнить его до конца, это значило ВСЁ.

Поднялся гул. Казалось, само небо и земля кричат. Но это кричал Валашский господарь, князь Влад Дракула, сын Дракона. Его лишили и неба, и земли. Он схватил тело Лале и с надеждой взглянул в её глаза. Она хрипела и приложила к его щеке руку. Он ловил каждый её вздох и по губам прочёл, как его любимая произнесла:

— Береги мальчиков.

Лале обмякла, став словно тряпичной куклой.

— Нет!!!

Мехмед побежал в сторону ворот, не разбирая, что перед ним, пытаясь увернуться от рук, тянущихся к нему.

— Он мой! — приказал Влад и в мгновение оказался рядом с отступающим султаном.

Монастырь оказался ловушкой для того, кто напал первым. Дракула навсегда запомнил глаза своего врага; глаза, которые прежде искрились самомнением, гордостью, чванством, сейчас же источали зловоние ужаса, отчаяния, злобы. Его разорванное тело упало под ноги Дракона. Влад посмотрел на небо и, закричав от боли, пожелал, чтобы оно очистилось. Его синие глаза отразили синеву ясного купола. Тело обожгло солнечными лучами, и он рухнул иссохшим грузом на жёсткий камень. Тьма отступила, оставив на поле битвы и в монастыре горе, смерть и слёзы. Живые оплакивали мёртвых. И здесь же появилась легенда. Легенда, рождённая из крупицы правды, множества слухов, домыслов недругов и румынского фольклора.

========== Эпилог. ==========

Дёргаюсь, выныривая из омута своей (своей ли или его?) памяти. Дышу часто, пытаясь открытым ртом восполнить недостаток кислорода, смотрю, не отрываясь, в потемневшие глаза цвета бури, полные печали, отчаяния и… надежды? Я только что умерла, умерла там, в моём прошлом, в нашем совместном с Владом прошлом. Вздрогнув, ощущаю влагу на щеках. Рыдания рвутся из меня, а он подходит невозможно близко. Так, чтобы на границе. Ещё чуть-чуть, и будет больно.

Мы стоим рядом, сильно трепеща, словно обдуваемые холодным северным ветром, смотрим друг на друга и понимаем, что роднее никого никогда не будет.

— Михаил, Михня… — шепчу я и вздрагиваю от беззвучных рыданий.

— Они прожили долгую и счастливую жизнь, Лайя, — хрипло произнёс Влад, волнуясь и одновременно расслабляясь, поделившись со мной той бездной, что носил в себе, — Аслан был другом до конца.

— Ты жил?.. — я осекаюсь, боясь причинить ему ещё большую боль. Он кивает головой, как будто поддерживая меня сказать: — После?

— Если так можно сказать… — меланхолично, вздыхая.

— Мы… нам никогда не быть вместе? — сглатывая комок в горле. — Как действует проклятие? — уже более горячо.

Он улыбается.

— Я бы тоже хотел знать, но я всё ещё боюсь, что смогу причинить тебе… — останавливаю его жестом, договариваю вместо:

— Обиднее равнодушия нет ничего… — умолкаю на секунду, — просто будь рядом.

Через то малое расстояние между нами чувствую, как дрожит его крепкое тело, как он хочет прикоснуться ко мне, как его губы шепчут моё имя, как…

В дверь раздаётся стук, и слышится голос Ноэ:

— Я, конечно, прошу прощения, — он заглядывает в комнату с закрытыми ладонью глазами, через разомкнутые пальцы смотря на нас, — но вам лучше спуститься вниз.

Мы переглядываемся друг с другом. Похоже, ночь откровения и не думает прекращаться.