Драгоценности Парижа (СИ)

Пока абреки приходили в себя, Дарган успел перекинуть винтовку на грудь и послать пулю в лоб одному из них. Второй присел на корточки, суетливо задергал пальцем спусковой крючок, от страха он запамятовал, что перед этим сам разрядил ружье. А казак уже рвался к нему, воздев шашку над головой, он с лета полоснул по прикрытой воротником бешмета шее, разрубая позвонки и сухожилия до ударившего фонтаном крови горла. И в этот момент почувствовал, как толкнуло вдруг что–то в правую руку, вмиг ослабив струной натянутые мышцы. Звука выстрела он не слышал, но осознал, что заряд послала замотанная платком женщина. На лету перехватив клинок в левую руку, он в несколько прыжков преодолел расстояние до нее, стремясь попасть острием под подбородок. Только в последнем движении какая–то сила затавила искривить полет лезвия, направив его мимо женщины. Дарган остановился, он знал наверняка, что перед ним старшая дочь Ахмет — Даргана, и что лучший выход из положения — не оставлять кровницу в живых. Но понимал и другое, что на бабу оружия он больше не поднимет. Меж тем, чеченка упала на колени, обхватила его ноги цепкими пальцами:

— Не губи меня, Дарган, ведь мы с тобой одной крови, — словно в молитве с воем закачалась она, платок развязался, светлорусые волосы накрыли умоляющие серые глаза, нос и большие губы, — Поднимать руку на родственника большой грех.

— Кто тебе это сказал, женщина? — он схватил ее за космы, едва владея собой, намотал их на кулак.

— Ибрагим сказал, он ездил за товарами в Пятигорскую и встретил людей из отряда моего отца Ахмет — Даргана, которого ты убил. А потом на рынке они показали ему на тебя.

Дарган заскрипел зубами, подозрения по поводу ночных похождений Ибрагима подтвердились, хотя все равно были неожиданными, ведь чечен принял православную веру.

— Еще Ибрагим говорил, что у тебя много драгоценностей, которые ты привез из похода в богатую страну, где правил император Наполеон, — не уставала откровенничать старшая дочь главаря разбойников.

— Так вот кто узнал и продал меня!.. — пораженный услышанным, вскинулся казак.

Меж тем, катаясь по земле, женщина продолжала умолять:

— Я первая дочь Ахмет — Даргана, у меня маленький сын и совсем крошечная девочка, у которых ты тоже отобрал отца. Ты сгубил двух моих сестер, оставил меня одну во всем свете. Я не знаю, кто первым нарушил закон гор на тропе войны, но ради всего святого пощади нас, последних из рода Ахмета Дарганова, ведь я снова беременная, хотя еще не докормила грудью последнего ребенка.

— А кто тебе виноват, женщина?

— Мой муж, пусть аллах на небе будет к нему справедливым, он хотел иметь много детей. Он мечтал о мальчиках, а родилась девочка.

— А когда бирючонок вырастет, он начнет мне мстить?

— Никогда этого не будет, обещаю тебе, я мать и дороже сына и дочери у меня никого нет.

— Вашим обещаниям грош цена, для вас я гяур, как вы для меня дикие звери.

— Я клянусь тебе ребенком, что в моей утробе, — понимая, что казак может не поверить ее словам, женщина выхватила из–под одежд маленький кинжал, полоснула себе по запястью. Воздела окровавленные руки вверх. — Не дай роду Ахмета Дарганова исчезнуть навсегда, ведь и ты для нас не чужой. Кровью клянусь…

Несмотря на то, что вокруг были разбросаны трупы товарищей, тогда Дарган женщину отпустил, из–под одежд у нее и правда выпирал большой живот. Она вошла в бурные воды Терека и переправилась на другой берег реки, не оглядываясь больше, побитой собакой потащилась в аул. А казак, оставив поле боя нетронутым, побежал в станицу. На окраине ему повстречались встревоженные люди, не отвечая на распросы, он держал направление к площади, на которой стояла лавка армяна. Дарган застал Ибрагима внутри помещения за беседой со своим хозяином, развернув его лицом к себе, молча вогнал в грудь кинжал по рукоятку. Лазутчик схватился за черкеску казака, вытаращив бешеные глаза, медленно начал соскальзывать с лезвия на пол. Когда тело коснулось утрамбованной каблуками земли, непримиримый горец, ради мести притворившийся православным, был уже мертв.

Гонтарь знал историю от начала до конца, одного не в силах был понять, почему его лучший друг, не щадивший врагов, отпустил собственную кровницу. Странный случай не укладывался ни в какие рамки, заставляя невольно пожимать плечами.

— Что валяться в ногах, что заверять в верности по гроб жизни, на это татары были способны всегда. Про бабу не скажу, а мужчина у них на колени становится в трех случаях — в первый раз перед Аллахом, во второй когда пьет воду из ручья и в третий, когда срывает цветок и дарит его женщине. Не мне тебе про это объяснять, — продолжая начатый разговор, друг налил чихиря в кружку. Махнув ладонью по усам, добавил. — По мусульманскому учению обмануть или убить иноверца грехом не считается, наоборот, правоверный сразу попадает в рай. Не как у нас, любое живое существо принимается за божью тварь и требует к себе отношения одинакового.

— Абречка нарушила клятву на крови, — размышляя о своем, пристукнул кулаком по столу Дарган. — Такое православными тоже не прощается.