Драгоценности Парижа (СИ)

Снова русский путь упал под копыта лошадей бесконечными проселочными дорогами, Поначалу Дарган объезжал почтовые станции и пикеты с полосатыми шлагбаумами перед въездом в населенные пункты, но чем дальше они углублялись в пространства, тем меньше оставалось у них повода для волнений. Девушка вдруг осознала, что здесь они действительно никому не нужны, то есть, они могут пропасть, и никто пальцем не шевельнет для их поиска. Привыкшая ощущать на себе заботы родственников и даже посторонних людей, она начала испытывать чувство страха. На одном из забытых богом перекрестков ее охватила паника, девушка сорвала с пояса спутника баклажку с вином, сделала несколько крупных глотков. Дарган остановил коня:

— Что с тобой происходит? — внимательно присмотрелся он к ней. — Который день ты не находишь себе места.

— Нам далеко до станица? — судорожно дергая горлом, спросила она.

— До Москвы дня три езды, а от нее около месяца еще. Скажи спасибо, дождей нет и дороги подсушило, — похмыкал он в усы. — К уборке винограда как раз поспеем, если ничего не случится.

— О, майн гот!

Девушка вцепилась в холку лошади, замотала головой, она поняла, что и назад пути не будет, и впереди беспросветная даль, укрытая лесами, реками да изредка встречающимися деревнями с похожими на первобытных людей жителями в них. Она устала, она никогда не уезжала от дома так далеко, ей захотелось вскинуть голову и закричать в голос. Она бы так и сделала, если бы не воспитание и не любовь к Даргану, это большое чувство было сильнее остальных чувств. Девушка заставила взять себя в руки, обратить на возлюбленного полные слез и нежности глаза:

— Я лублу тебья, я всегда буду с тобой, — упрямо тряхнула она распущенными волосами. — Мы приедем в Москва?

— Если ты хочешь, — кивнул казак, пропитываясь ее состоянием. — Но после пожара ее, наверное, еще не отстроили, вряд ли тебе понравятся головешки. Разве что кремль, да и тот не Лувр.

— О кгремли я много слышала, — встрепенулась она. — Давай скорее?

— Воля твоя.

Они пустили лошадей в галоп, спутница словно задалась целью разом поглотить дорогу до пункта назначения, она давно перестала озираться по сторонам, нацелившись только вперед, и сейчас была похожа на птицу, которая и взлетела бы в небеса, спела бы там песню, да запуталась в сетях любви, сама себе подрезав крылья. Дарган молча скакал рядом, терпеливо ожидая, когда девушка пропитается Россией насквозь, как впитала самого Даргана. А ждать он умел, недаром удачливый охотник дедука Евсей из всех станичных пацанов забирал с собой только его. И еще он думал о том, что с этого момента они будут продвигаться только по наезженному тракту, на котором и людей побольше, и не так бросается в глаза пустота вокруг.

До Москвы оставался один переход. Они доскакали до очередной почтовой станции под вечер, когда смотритель зажег над входом керосиновый фонарь. Солнце еще не закатилось, но предвечерняя мгла покрыла окрестности синим дымком. Управившись с лошадьми, Дарган со спутницей захватили поклажу и пошли к дому. В этот момент к подъезду на горячих жеребцах подгарцевали трое офицеров из гардемарин, спешившись, они побросали поводья рассыльному и раскованной походкой направились к двери. Нужно было кому–то уступить дорогу.

— Пусть пройдут они, — почувствовав, что от гардемарин кроме лошадиного пота тянет запахом спиртного, придержал девушку Дарган. Он терпеть не мог хмельных скандалов.

— Пуркуа, месье Д, Арган? — машинально выскочило из ее уст.

— Они пьяные.

— О, да здесь прозвучала французская речь! — затормозил у порога один из офицеров, голенастый и наглый, с подкрученными вверх усиками. — Пардон, мадемуазель, силь ву пле.

Он протянул руки в белых перчатках по направлению ко входу, два его товарища с любопытством оглядели девушку с ног до головы, затем перевели пренебрежительные взгляды на одетого в солдатскую форму Даргана.

— Мерси боку, — спутница прошла вперед, потянула ручку на себя.

— А этот тоже француз? — снимая головной убор и кидая в него перчатки, гоготнул полноватый гардемарин с Анной на груди. — Господа, не может быть, чтобы гвардейцы Наполеона стали переодеваться в кители русских солдат и сопровождать своих мадемуазелек в путешествии по Российской империи.

— Вот это мы их напугали, — поддержал товарища третий офицер с розовым шрамом через все лицо. — Теперь наполеоновская форма годится только на тряпки для чистки наших сапог.

— Что–то здесь не то, вряд ли француженка доверит себя простому пехотинцу, — посерьезнел полноватый. — Господа, вам не кажется, что на лицо несоответствие?

— А ты еще не понял? Мамзелька из… ла фам решила отдалиться от парижских борделей и достаться одному, пусть даже русскому гренадеру.

Между тем, первый из офицеров преградил дорогу сунувшемуся было за спутницей Даргану, сдергивая перчатки, он высокомерно поднял палец вверх:

— Считай, что ты свое дело сделал, болван, остальное доделаем мы, — сообщил он, обернулся к друзьям. — Я правильно сказал?