Драйв Астарты

Марне: Нет, если в этом нет политического подтекста. А у меня ничего подобного, разумеется, не было. В прессе иногда раздувают значение войны за Клиппертон, представляя дело так, будто французы и меганезийцы теперь чуть ли не враги. Ну не глупость ли? Номинальная война 12-летней давности из-за необитаемого колечка суши, площадью с кукурузное поле. Война, на которой никто не убит и не ранен.

Шарль Фонтейн: Тем не менее, тогда, 12 лет назад, все выглядело крайне серьезно. Экспедиция нашей эскадры с Реюньона. Взрыв меганезийской водородной бомбы севернее Соломоновых островов. Казалось, еще немного – и большая война.

Марне: Это потому, что бульварная пресса раздула нездоровый ажиотаж. Понятно. Военная тема приносит тиражи. Но, знаете, пора расставить точки над «i». Как учил генерал Де Голль, реальность нашей внешней политики, это не реставрация империи образца XIX века, а создание международного франкофонного сообщества. Нашим туристам во Французской Полинезии не требуется переводчик. Это так, к слову.

Риво: А как там, на ваш взгляд, отношение к французам и к Франции?

Марне: К французам замечательное отношение. К Франции… Меня, как человека, связанного с аэрокосмической техникой, приятно поразила популярность истории французского воздухоплавания среди меганезийцев. Если говорить о французской культуре вообще, то Гоген, Экзюпери и Жюль Верн там известны каждому. Это в школьной программе. Наши энциклопедисты, кстати, тоже. К нашим политикам отношение настороженное, но меганезийцы вообще противники государства в его европейском понимании. Это особенность их национального менталитета.

Фонтейн: Анри-Жак, а что вы скажете о меганезийской суборбитальной авиации? В позапрошлом году я летал на их шаттле с островов Кука на Мадагаскар, и получил неизгладимые впечатления… Правда, было страшновато.

Марне: Дешевые шаттлы - это серьезное достижение Меганезии. Только им удалось создать массовый суборбитальный транспорт. Здесь нам есть, чему поучиться.

Риво: Итак, возвращаемся к теме космоса, космического сотрудничества и, как ни неожиданно это прозвучит, к теме религии. Лично я был поражен, когда узнал, что соглашение по Марсу состоялось благодаря посредничеству монсеньора Жюста.

Кардинал Бернар Жюст: Значит, у вас было ложное представление о религии.

Риво: В каком смысле, ложное?

Жюст: Вы находились в плену стереотипа, согласно которому церковь считается консервативной структурой, идейно противоположной научному сообществу. Меня удивляет, насколько устойчив этот предрассудок. Вы знаете, что автором первой математической модели расширяющейся Вселенной был аббат Жорж Леметр?

Риво: Честно говоря, не знал… А как же креационизм, шесть дней творения?

Жюст: Шесть дней творения - это идеальная модель. Упрощенное описание, как идеальная планарная геометрия Евклида. Но, сегодня мы говорим не о вопросах абстрактной теологии, а о практической роли церкви в европейском прогрессе.

Фонтейн: Скажите, а в чем заключалось ваше посредничество? Если это не тайна.

Жюст: В чем-то, разумеется, тайна, но в основном, я открыто и просто делал то, что должно. Я старался объяснить влиятельным персонам в нашей стране, что следует внимательно относиться к вопросу о союзниках и противниках. Иначе мы оттолкнем протянутую руку друга, и обнимемся с негодяем, который ударит ножом в спину.

Фонтейн: А нельзя ли узнать более конкретно, о каких друзьях и врагах идет речь?

Жюст: У вас, я полагаю, нет сомнений, что мсье Марне летал к друзьям?

Фонтейн: В общем, видимо, нет. Хотя, мне странно, что вы, католический кардинал считаете меганезийцев друзьями. Они выгнали со своей территории католическую церковь, а все церковное имущество передали квази-католической общине, которую мировая пресса в шутку, окрестила «атолликами». Как я понимаю, ни вы, ни Папа Римский, даже не можете приехать в Меганезию.

Жюст: Совершенно верно. Меня остановят прямо в аэропорту и депортируют. Но это совсем не значит, что я должен считать их врагами. Меня депортируют не как врага народа, не как человека, которого ненавидят, а как офицера организации, с которой у истеблишмента Меганезии испорчены отношения. Во времена реформации у нас во Франции случались вещи и похуже, но сейчас католики живут в мире с гугенотами. Я уверен, мы научимся жить в мире с океанийскими «атолликами». Первые шаги в этом направлении уже делаются. 20 июня в Париже открывается Фестиваль «Католические студенты за прогресс и взаимопонимание». Там будут не только ребята из Европы и Америки. Там будут океанийцы - «атоллики». Там будут мадагаскарцы, в религии которых католицизм совместился с культом предков. Там будут, также, африканцы - транс-экваториалы, почитающие Мадонну в своих синкретических религиях.

Риво: И все они согласились приехать сюда, на католическое мероприятие?