Драккары Одина

А мальчишка в поисках старика убежал к берегу моря, но и там его не нашел. Во фьорде, на ровной водяной глади он увидел лишь несколько рыбацких лодок. Мальчик как заво­роженный смотрел на унылый мир скал, эти бесчисленные бухточки, далекое холодное солнце, а перед глазами, как из тумана, вырисовывался густой лес, люди, вооруженные топорами и чей-то голос, что-то переворачивающий в груди женский голос!.. Дитятко?.. Образ матери то становился более отчетли­вым, живым, то ускользал... Что с ней сейчас? Знает ли она, что сын ее жив? Рядом с матерью мальчик постоянно видел женщину, наверное, ее сестру. Черты лиц их были схожи.

Мальчишка зажмурил глаза, и, когда открыл, лес исчез, а женщина, знавшая его, как будто превратилась в чайку и что-то кричала, летая над фьордом. Но языка птиц он не знал.

Его слух, обострившийся до предела, уловил шаги за спиной... Мальчик обернулся и увидел одного из викингов — высокого, насмешливого, носившего на груди амулет в виде молота. Этот викинг, единственный кроме Стейнара и Хафтура кто говорил с ним, хотя и не получал ответа.

— Эй, русс! — смеялся Торстейн, подходя ближе. — Тебе нравится у нас?

Мальчишка молчал, хотя многое уже понимал.

— Вижу, что нравится, — Торстейн продолжал ухмыляться, хлопнув его по плечу. — А ты отошел... Клянусь моим по­кровителем Тором! Когда я впервые тебя увидел, думал, не жилец... Как тебе удалось такое?

Мальчишка слушал его речь без всякого выражения на лице. Он угадывал отдельные слова этого языка, ведь говори­ли с ним и раньше, но не очень часто. Бородатый красивый мужчина, похожий на этих людей, называл его Олафом и смеялся. Потом подходила его мать, и они с мужчиной куда- то удалялись. Мальчишка помнил, что бородатый мужчинапоявлялся, дарил ему подарки, а потом надолго пропадал. Именно он повесил ему на шею амулет в виде лодки, сказав, что это знак Ньёрда [15] .

Мальчишка слушал то, что говорят вокруг, но сам говорить не мог. И не хотел. Иногда ему казалось, что его немота охраняет от неприятностей. Ненависть Рагнара была понятна. Но ненависть этой красивой светловолосой женщины, жены Стейнара, удивляла. Он же не сделал ей ничего плохого?..

Торстейн сел на камень, глядя в сторону фьорда.

— Знаешь, ты был похож на воробышка, мокрого и жалкого воробышка... Пожалуй, я буду звать тебя Морской Воробышек. Ты как, не против?

Мальчишка промолчал, но тень улыбки бродила на его исхудавшем лице. Почему он что-то помнит, а что-то нет?

— Досталось тебе, я знаю, — кивнул Торстейн. Ему нравилось говорить с мальчишкой, несмотря на то, что тот не отвечал. — Ты ведь не немой, я-то знаю. Когда-нибудь заговоришь...

Картинки из прошлого, все пережитое за последний год, теснились в его голове. И этот мальчишка был там тоже... Торстейн, давно потерявший связь с родиной, не чувствовал ни к кому и ни к чему привязанности. Один из его товарищей уплыл несколько дней назад, звал с собой в Бретраборг. Но Торстейн решил остаться здесь. Из-за Гудрунн.

— Вот ты где? — хрипловатый голос за спиной раздался в полной тишине.

Торстейн и мальчик оглянулись. Хафтур... Как он смог так неслышно подобраться к ним?

— Ты ходишь, как кошка, Хафтур, — Торстейн убрал руку с рукояти ножа, висевшего на поясе.

— Я научился этому у франков, — усмехнулся Хафтур, садясь рядом с ними. — Когда они вырезали добрую сотню наших у города под названием Париез...

— Разве ты служил у Бьорна Железнобокого? — удивленно спросил Торстейн. — Я-то думал, что из наших только Рулаф Беззубый и Храфни из Согне были с ним.

— Это было еще раньше. Я плавал с Рагнаром Лондброком. И тогда мы чуть было не взяли город, но франки откупились от нас...

— Почему ты никогда не рассказывал об этом? — спросил Торстейн, уже зная, что не получит ответа на вопрос. Хафтур и Инегельд были самыми неразговорчивыми викингами из людей Стейнара. Из Хафтура, даже когда он был пьян, лишнего слова нельзя было вытащить и клещами.

— Я много чего не рассказывал... — усмехнулся Хафтур и тронул мальчишку за плечо. — Идем. Там пожарили много мяса. Ждут гостей.

— Это еще кого? — поинтересовался Торстейн.

— Должен приехать Харальд Весельчак.

Смутная тревога закралась в душу Торстейна, хотя он и не мог понять ее причину.

— Я слышал, что они не такие большие друзья с нашим ярлом?

— Это как посмотреть, — многозначительно произнес Хафтур.

— Может, ты и прав, — согласился Торстейн, задумавшись. — Так ты знал самого Рагнара Лондброка? Не пожелал бы я себе такой смерти, какая выпала на его долю...

Хафтур ничего не ответил. Перед глазами возник неясный, стираемый временем образ знаменитого вождя викингов.