Драккары Одина

Юноша понимающе кивнул и направился к первона­чальному месту их ночевки. Слова Хафтура он расценил как обычное предостережение. Викинг часто говорил ему о том, что первым умирает потерявший бдительность и осторож­ность.

— Можно ли узнать, Боргни, как давно ты здесь живешь? — спросил Хафтур после ухода своего питомца.

— Вот уже десять зим прошло, как я поселилась в этом краю, — ответила старуха, по привычке не меняя выражения лица.

— Откуда же ты родом?

— Родилась я давно, — усмехнулась каким-то тайным мыслям Боргни. — Мой отец был из земли черных альвов, а служил он при дворе конунга данов Хродгара.

— Конунга Хродгара? — удивился Хафтур. Сколько же лет этой Боргни? Ведь даже отец его отца, старый викинг Торвальд, был мальчишкой, когда убили сына Хродгара и приписали это злодеяние неким таинственным мстителям из земли балтов.

— Да, конунга Хродгара, — подтвердила старуха. — Тебя, верно, удивляет мой возраст, викинг, а между тем это не должно тебя волновать, потому как я давно уже не интересую мужчин, а значит, не важно сколько мне зим — восемьдесят или все сто.

— Пожалуй, мне не так важно, сколько тебе зим, — со­гласился Хафтур, сознавая, что старуха, несмотря на годы, очень умна и проницательна. — А больше интересует имя твоего отца.

— Этого я тебе не скажу, старый воин, — немного резко­вато проговорила Боргни. — Потому как в отличие от вас, викингов, не люблю попусту перебирать свой род от первого колена. Довольно тебе и того, что моя мать — великая Рагна, та самая, которая предсказала, когда умрет король франков, прозванный Карлом Великим.

— Вельва Рагна? — задумчиво произнес Хафтур, теребя бо­роду. — Я слышал о ней, Боргни, много раз слышал в пору моей юности, но никогда не думал, что встречусь с ее дочерью.

Человек не знает судьбы, ему предназначенной, и, проснув­шись поутру, не догадывается, что ждет его к вечеру, — моно­тонно пробормотала старуха, как будто забыв о существовании викинга. — А если придет ему в голову безумная мысль узнать свое будущее, уготованное норнами, то сделается несчастен он тотчас же, потому как не было еще на земле смертного, довольного своим уделом.

— Так ты колдунья? — догадался Хафтур.

— Скрывать это не имеет смысла,-викинг. Удел колдуньи — жить в глуши и забыть о всех радостях человеческих...

— Но твоя мать знала и лучшие времена, — заметил Хаф тур, оглянувшись.

Олаф с поклажей на спине уже спустился с холма и под­ходил к ним.

— Все, что было, — было, — с мрачной торжественностью произнесла Боргни. — А все, что будет, — тонкая нить. Оборви ее, и все исчезнет как сон... Еще неизвестно, была ли моя мать счастливее меня в ту пору, когда встретила моего отца.

Она загадочно улыбнулась, и у Хафтура в памяти ше­вельнулось старое, истертое годами воспоминание о какой-то страшной истории, случившейся с вельвой Рагной. Он не мог вспомнить точно, что же там произошло, только припомнил, что ее обвинили в убийстве... кого?

— Я все забрал, Хафтур, — проговорил между тем за­пыхавшийся от быстрой ходьбы юноша, сбросив поклажу у своих ног.

— Хорошо, Олаф, — сказал викинг, задумавшись. Его молчание старуха расценила как нерешительность. И в са­мом деле, Хафтур раздумывал: стоит ли ночевать в лачуге Боргни?

Сумерки, посланцы духов здешних мест, быстро сгуща­лись.

— Разведи огонь, Хельга, — попросила старуха, не сводя с Хафтура пристального взгляда.

Когда девушка скрылась за дверью лачуги, сложенной из глины и прутьев, Боргни обратилась к старому воину:

— Вижу, викинг, ты испугался ночевать в одном доме со слабыми женщинами.

При этих словах Олаф вздрогнул. Сказать такое Хафтуру — обречь себя на смерть! Но Хафтур давно уже не был тем вспыльчивым парнем, готовым хвататься за меч при любом обвинении в трусости, тем более что в своей жизни он ни разу не поднял руку на женщину.

— Напрасно ты так думаешь, Боргни, — усмехнулся дру­жинник ярла Стейнара. — Мы переночуем здесь...

* * *

Раскрасневшись в тепле и сидя вокруг очага, мужчины ели мясо, Боргни сидела в углу и тоже ела мясо, разрывая его руками. Хельга то появлялась в лачуге, то куда-то уходила, и Олаф каждый раз ловил на себе ее быстрый изучающий взгляд.

— Давно не ела моржа, — с довольным видом произнесла старуха. — Ты счастливый охотник, Хафтур...

— На моржей я не охотился давно, — ответил викинг, глядя на потрескивающие в огне сучья.

— Это верно, люди — куда более привлекательная добыча, чем зверь. — В ее тоне снова слышалась издевка.

— Я убивал только воинов, Боргни. — Хафтур будто хотел оправдаться, но Олаф не понимал — зачем?

— Возьми вот, выпей, — она протянула ему глиняную кружку с каким-то напитком. Видя, что он колеблется, усмех­нулась и отпила из кружки сама, показывая, что питье не от

Убедившись, что колдунья не желает отравить его, Хафтур взял из ее руки кружку и сделал пару глотков. Напиток по вкусу напоминал горький мед. Викинг почувствовал, как по жилам разлилось приятное тепло. Он выпил егце немного и передал кружку юноше.

— Выпей, Олаф. Это заменит нам эль.