Олаф впервые после пережитых волнений и тревог тяжелой дороги почувствовал расслабленность и покой. Здесь, в Хорнхофе, вотчине Свена Паленого, многое напоминало о родных местах, покинутых несколько дней назад. И, кажется, безвозвратно ушло ощущение заброшенности на край света и щемящего душу одиночества среди пустынных зубастых скал и лесов, сопровождавшее его все последнее время.
Круглый диск луны, похожий на лик печальной девы, показался из-за облачка, отбрасывая на землю тусклый неверный свет. Олаф застыл, завороженный внезапным безмолвием этой ночи, как будто кто-то из богов захотел вдруг уничтожить все звуки.
Сколько это продолжалось?
Олаф стоял как изваяние, ничего не слыша и только видя перед собой этот притягивающий к себе каким-то колдовским очарованием шар, который, по мнению людей, когда-то был человеком и жил на земле... был он сыном Мундильфари, который имел также и дочь — Солнце. И было время, когда сын Мундильфари, то исчезающий, то появляющийся вновь, похитил с земли двух детей, шедших с коромыслами за водой... А боится Месяц порождения великанши, живущей в Железном лесу, что на востоке от Мидгарда, — Лунного Пса. Когда-нибудь Лунный Пес настигнет Месяц и сожрет его. Тогда на землю падут голод и мрак...
— Тогда была такая же ночь, — внезапный женский голос заставил Олафа вздрогнуть. Он обернулся и увидел рядом ту самую девушку, что заметил в доме ярла.
— Когда — тогда? — спросил Олаф, отметив, что девушка смотрит на луну точно так же, как и он, завороженно и с неким удивлением.
— Когда он убил его... — ответила девушка. Было впечатление, что она не замечает юношу и говорит сама с собой.
— Но я ничего не знаю, — попытался объяснить юноша.
— Хакон... он был мой жених, я любила его...
— Кто же убил его?
— Он... тот, кто просыпается ночами и убивает. У него много имен. Называй, как хочешь
— Ты веришь, что существует Лунный Пес? — спросил после некоторого молчания Олаф. — И что он сожрет месяц?
— Лунный Пес существует, — серьезно ответила Ингебьерг. — И сейчас его воплощение бродит в наших лесах. Хорнхоф — проклятое место.
— Вервольфы, задумчиво произнес Олаф. -- Я слышал о них. Говорят, это колдунье Но чего они хотят? Зачем все это?
— Так хотят боги...
— И все-таки я не понимаю, — продолжал удивляться Олаф. — Если нациями судьбами управляют норны, то боги не смогут ничего...
Он внезапно смолк, сообразив, что зашел слишком далеко. Он чувствовал в голове сумятицу, не понимая, почему гак странно устроен мир... Одно порождает другое, а затем третье, и так без конца... Но сами эти порождения убивают друг друга, не зная жалости в какой-то бессмысленной схватке, повинуясь чему-то, не имевшему ясного названия и объяснения. Хафтур называл это роком, той самой неуловимой, непостижимой и не подчиняющейся привычным законам людей силой.
— Откуда ты пришел? — спросила Ингебьерг, наконец-то внимательно глянув па юношу.
Легкий ветер развевал ее волосы, и они серебрились в лунном свете, создавая ощущение призрачности происходящего. Она была кем-то из его снов, бесплотной чужеземкой, ждущей своего жениха, который давно уже в царстве Хель...
— Мы идем оттуда, — он показал на север. — Из Галоголанда. Но живем мы южнее, в Хвита-фьорде, вотчине Стейнара-ярла.
— Я слышала об этой земле. И слышала о ярле Стейнаре. Ты его сын?
— Я его приемный сын, - неловко замялся Олаф, вспомнив о своем двусмысленном положении в доме Стейнара. Видно, ему так и суждено оставаться в тени старшего сына ярла, Рагнара, который и наследует все имущество. Не будет жизни в этом доме.
— Это ничего, — с непонятной мягкостью проговорила Ингебьерг. — Приемный сын ничуть не хуже.
Олаф усмехнулся, отвернувшись от девушки. Она хочет его утешить, но утешения ему не нужно. Он слишком хорошо понимает, что Рагнар ненавидит его так же, как и его мать. Ему не будет жизни в этом доме, случись что с ярлом Стейнаром. И потому он мечтает только об одном: скорее стать викингом и отплыть из Хвита-фьорда куда-нибудь в земли франков или саксов, или других народов, о которых слышал не раз. Туда, где, по словам побывавших, много чудес.
— Но как же ты оказался на севере?
— Нас с Хафтуром занесло туда бурей на рыбацкой лодке.
— Хафтур... — медленно произнесла Ингебьерг, словно вслушиваясь в это имя. — Он ровесник моего отца. Они были знакомы...
Олаф иногда ловил себя на ощущении, что девушка немного не в себе. Временами она как будто куда-то пропадала, в иные миры, куда не было доступа никому другому.
— Почему вервольф убил... твоего жениха? — спросил он, чтобы посочувствовать ей.
— А разве это может быть известно? — удивилась Ингебьерг, и лицо ее при обманчивом свете луны, будто отдалилось.