Драккары Одина

Драконьи головы в полном безмолвии покачивались на воде, их время еще не пришло. Но очень скоро их увидят на побережье земли, которую древние римляне называли Галлией, или где-нибудь еще.

— Норманны, норманны пришли! — Это известие облетит все окрестные деревушки и крестьяне, напуганные появлением бородатых пришельцев, не знающих Христа, но поклоняющихся каменным идолам, требующим человеческих жертв, начнут спешно собирать пожитки. Кто не успеет скрыться, того ждет быстрая смерть от мечей северян, рабство или смерть на алтарях в капищах Каупанга и свейской Упсалы. Олаф с Ульбертом бывал в Упсале, видел большое капище, которое по легенде было воздвигнуто потомком Ньерда — Ингви, его еще называли Ингви-Фрейр. Он стал основателем королевского рода Инглингов.

— Я не кажусь тебе страшной? — голос Хельги вывел его из задумчивости.

— Нет, нет! — поспешил он заверить ее.

— Ты так говоришь, а... сам думаешь иначе.

— Я не замечаю твоего шрама.

— Ты не хочешь смотреть на мое лицо?

Он повернулся к ней. Наступившая темнота скрывала недостаток, но он не лгал. В самом деле, еще когда впервые увидел ее — не обратил на шрам никакого внимания.

— Тебя называют Ледяной Хельгой, — он улыбнулся.

— Лед внутри меня, — она коснулась своей груди.

— У тебя есть мужчина?

— Сейчас — нет, иначе зачем бы я пришла к Хромому Эйвальду?

— Ты была замужем?

— Была... — произнесла она с каким-то затаенным смыслом.

— Дети есть?

— Недавно умер мой первенец.

— Прости.

— Тебе не надо просить прощения. Ты же ничего не знаешь о моей жизни.

— Это верно, — согласился Олаф и, помолчав, спросил: — Как тебе удалось выбраться из той глуши?

— Это долго рассказывать, — она улыбнулась и дотронулась ладонью до его щеки. — Олаф... Это в самом деле ты?

— Я, я!..

— Тогда... — она взяла его за руку, увлекая за собой.

В доме Эйвальда Хромого продолжалось веселье.

* * *

— Не боишься оставаться наедине с колдуньей?

— Я не думаю об этом. И потом... какая ты колдунья?

— Но ты так думаешь. Разве нет?

— Колдуньей была твоя бабушка. Это верно. Но ты — другое дело...

— Другое дело! — усмехнулась она. — Внучка колдуньи не имеет другой судьбы, кроме той, что ей определили норны... А норны приговорили меня к тайному колдовству.

Хельга привела его в свой дом, куда-то на самую окраину города. Все произошло так стремительно, что он до сих пор еще не мог понять: действительно ли все это происходит с ним наяву? Хельга, Хельга... она стала опытной женщиной, много опытней его.

— Ты — почти единственный кто знает мою тайну. Я редко занимаюсь ворожбой... лишь иногда...

Она замолчала, и он, лежа на спине, слышал ее дыхание, горячее, зовущее...

Они любили друг друга с какой-то неистовой страстью, будто были старыми любовниками, надолго оказавшимися в разлуке и теперь вновь соединившимся вместе.

— Ты думал обо мне?

— Очень часто. Даже хотел снова забраться в эту глушь, где мы встретились, но как-то не выпало.

— Даже если ты обманываешь меня, все равно — мне приятно, — прошептала она ему на ухо, нежно прикасаясь губами.

За эти годы у Олафа было несколько женщин. Первая из них, Ягмира, холодная, загадочная, расчесывающая роскошные волосы гребнем из кости убитого любовника... Она осталась где-то там, на берегу Балтики, окруженная своими богами —- Триглавом и Свентовитом, Потом была Ингрид из Упсалы, и Гунхильд из Далекарлии, обладавшая тяжелым нравом. Она обещала убить его, если он ее покинет. Ульберт с усмешкой сказал ему тогда, что ей трудно будет выполнить обещание, если Олаф вдруг исчезнет.

Лица, лица... Целая вереница лиц. Все, кого он видел за эти годы, надежды, измены, расставания и всегда — борьба за жизнь.

— Я знала, что ты жив... но не хотела часто ворожить. Другие женщины обнимали тебя...

— Жизнь берет свое.

— С кем ты хочешь плыть?

— С Асбрандом.

— Я слышала о нем.

— И что ты слышала?

— Асбранд, он... тебе надо быть осторожным с ним.

— Всегда надо быть осторожным.

— Асбранд любит только себя. Ходят слухи, что многие из тех, кто отправлялся с ним в плавание, потом бесследно пропадали.

— Викинги умирают везде. Но хуже всего, если в своей постели, — бесстрастно проговорил Олаф.

— А если тебе поступить на службу к конунгу Харальду? — Хельга искала возможность оставить его рядом с собой и понимала, что это трудно.

— Как мне известно, он не терпит своеволия. А я люблю свободу.

Сказав это, Олаф почувствовал, что его слова задели женщину.

Что же, она нашла его, чтобы вновь потерять? Но, может быть, служба у Хорфагера и есть то, что ему нужно?

— Подожди... — Хельга встала с постели, набросив на голое тело шкуру лисицы.

— Я рада, что ты носишь мой амулет, Олаф, — сказала она, зажигая свечку. — Моя частица всегда с тобой. Как и теперь твоя частица будет во мне.

В полумраке своего жилища, со шкурой лисицы на плечах, Хельга была похожа на древнюю деву-прорицательницу, которые когда-то бродили по этой земле, открывая людям будущее.

— Знаешь, Олаф, откуда пошел род ведьм?

— Нет, — признался он честно.