Он торопливо перевернул все карты, чтобы прервать транс, на случай — хотя это наверняка невозможно! — если из оружия человека-арлекина выскочит крошечный разряд энергии и поразит Жака физически.
Отводя глаза, он перетасовал колоду, смешав карты, сунул в чехол и завернул обратно.
— Карнелиан охотится за нами. Заговорщики знают, что я их не послушался.
Если карты Жака так быстро успели, похоже, обратиться против него, то можно ли считать божественное прорицание истиной? Или карты вдобавок благоразумно предупреждали его?
— Эти карты прослушиваются, — спросил Гримм, — так ведь, да?
— В этот раз я не слышал, чтобы голос Карнелиана меня дразнил, мой маленький друг. Карты могут просто присматривать за мной. Каждый раз, когда я задаю им вопрос — на который они отвечают! — они считают нужным предупредить меня о нём. У таро Императора своя собственная жизнь.
Какими же силами должен обладать человек-арлекин, чтобы суметь пробраться в чьи-то таро, даже не прикасаясь к ним?
— Понятно, что я не могу совсем без карт. Как ещё мы могли бы нацелиться на это голубое солнце? И уничтожить свои собственные таро не могу. Они привязаны ко мне.
— Именно, босс! Как насчёт сунуть их в стазисный ящик? Это могло бы замедлить Карнелиана.
— Это вряд ли!
— Почему тогда не вытащить карту Арлекина и прострелить в ней дырку? Пусть у нашего друга поболит голова!
Жак вздохнул. Гримм, может быть, и разбирался в определённой степени во всяких там моторах, но в теологических сложностях ему понимания явно не хватало.
— Таро — это единство, это паутина. Нельзя просто вырвать из неё кусок и ждать, что она останется как прежде. Виталий, сколько до прибытия?
— Минут двадцать варп-времени. Потом ещё несколько дней обычного полёта, само собой. Мы будем глубоко внутри Глаза. Там везде может оказаться космический мусор. Отражателям найдётся сверхурочная работа.
Стены содрогнулись: всплеск варпа ударил в корабль, швырнув как сухой лист.
— Я должен сосредоточиться…
Вуали тошнотворных расцветок укрывали пустоту во всех направлениях: отвратительно-яркие, гангренозные и завораживающие, — словно сюда пустили сумасшедшего художника, и тот принялся малевать на холсте космоса калейдоскоп своих безумных, бесформенных кошмаров.
Багряным, желтовато-зелёным, синюшным отливали газовые облака. Здесь была и зелёная жёлчь, и желтуха, и запёкшаяся кровь — клубы газа и пыли будоражили солнца этой области пространства, которую изводило и лихорадило от напора варпа.
Лишь горстка самых близких и самых ярких звёзд тускло просвечивала сквозь прорехи в вуалях, да и то лишь как далёкие маяки сквозь густой туман. Голубое солнце впереди окружал лилово-синий ореол, словно само пространство поразила болезнь. Как оно, собственно, и было.
Теперь, когда «Торментум Малорум» вернулся в реальное пространство, управление на себя взяла Ме’Линди. Виталий Гугол отсыпался в ячейке после напряженной работы в варпе. Гримм колдовал с искусственной гравитацией, вызывая то моменты свинцовой тяжести, то — головокружения. Теперь, когда варпоскопу нечего было показывать, другие экраны и несколько незакрытых иллюминаторов позволяли Ме’Линди и Жаку рассматривать зрелище горячечного бреда снаружи и прощупывать пространство в поисках планет.
«Торментум Малорум» шёл с полной маскировкой и психически экранированный.
Пискнул датчик: экран переключился на дальний обзор.
— Рейдер легиона предателей, — сказал Жак. — Наверняка.
Другой корабль очертаниями напоминал краба. Броневые купола грязно-коричневого сверху и снизу корабля были заляпаны демоническими эмблемами. Две выпирающих клешни наверняка легко могли рвать адамантий. Суставчатые бронированные ноги, покрытые волосками антенн и датчиков, в унисон двигались вперёд-назад так, словно рейдер семенил по космосу в поисках добычи.
Взглянув на оценку масштабов, Жак к ужасу своему понял, что корабль огромен. «Торментум Малорум» на его фоне смотрелся этакой креветкой. Те «ноги», скорее всего, сами по себе были отдельными боевыми кораблями. Не готовились ли они отцепиться от родителя? Жак представил, как ракообразное судно хватает «Торментум», сминает оболочку, его жёсткий рот накрепко присасывается к дыре и выплёвывает в неё беспощадных нечистей.
Ме’Линди погасила все ненужные бортовые системы, включая гравитацию.
— Это что за дела? — завопил оскорблённый до глубины души Гримм из другой крипты.
— Говорим шёпотом! — крикнула она в ответ.
Корабль-краб выдвинул глаза на ножках: наблюдательные блистеры. Жак вызвал защитную ауру. Он внушал, что их корабль нельзя обнаружить. Вливая психические силы в искусственные щиты, пока пот не покатил градом, он думал лишь одно: «Невидимость!».
Корабль-краб продолжал двигаться прочь.
Он перевернулся брюхом в ту сторону, куда направлялся.
— Готовится к прыжку, — шепнула Ме’Линди.
Схлопнулась радужная вспышка — и краб исчез.
Полетел к другой звезде Глаза или вообще покинул Глаз и отправился мародёрствовать.
Жак расслабился и почувствовал приступ голода.
Он поел маринованных сладких мышей, фаршированных трюфелями со Спики, самой яркой звезды в созвездии Девы.