Драко Малфой и Солнечный путь

— А я как раз так и думаю, — возразил Рон.

— Ты что-то добренький, Уизли.

— Ничего не поделаешь, — улыбнулся Рон. — Я же умер.

— Что, все умершие внезапно добреют?

— Или наоборот. Это зависит от души.

Драко покачал головой и вытянул еще одну сигарету из пачки.

— Так, значит, это правда — про ад, рай и прочую фигню?

— Да, — ответил Рон.

— А разве ты можешь все это рассказывать живым?

— Да, могу. Если я что-то не могу сказать, у меня это просто не получится.

— А как Он выглядит? — Драко указал сигаретой на потолок. Рон ненадолго задумался.

— Мне кажется, он похож на Дамблдора, — и, заметив, как вытянулось лицо Драко, призрак добавил: — Но, думаю, это субъективное восприятие.

— Господи! — с отвращением произнес Драко и тут же сделал такое движение, будто собирался заткнуть себе рот. В ярко-голубых глазах Рона заплясали смешинки.

— Драко…

Полусонный зов с кровати заставил Драко оглянуться. Малькольм приподнялся на локте, обводя комнату затуманенными глазами. Выглядел он до невозможности хорошеньким, таким, что Драко сглотнул.

— Драко, с кем ты разговариваешь?

— Сам с собой, — ответил Драко. — Спи, котенок.

— Иди ко мне, — пробормотал Малькольм, снова опускаясь на подушки. — Мне без тебя грустно…

— Я сейчас, — отозвался Драко. — Спи.

— Нет… я тебя подожду… — раздался в ответ сонный шепот, а потом до Драко донеслось тихое размеренное дыхание.

— Он тебя любит, — повторил Рон.

— Я тут ни при чем, — огрызнулся Драко.

— При чем, — возразил Рон. — Послушай, Малфой, ты же знаешь, кого ты на самом деле любишь. Ты принесешь этому ребенку только горе. Прогони его, пока он к тебе не привязался окончательно.

— Вот что, мать Тереза, — яростно проговорил Драко, повернувшись к Рону. — Моя личная жизнь не имеет к тебе никакого отношения, если только тебя не послали сюда работать моим Ангелом-Хранителем. А если же это так, то, пожалуйста, будь добр, вернись к своему Господу и передай ему, что я отказываюсь от такой заботы, и вообще, мне уже зарезервировали место в аду как гомосексуалисту, совратителю детей и просто сволочи. Итого три. Доступно?

— Вполне, — ответил Рон. — Я еще вернусь.

И он исчез.

— Пошел ты к черту, — буркнул Драко. — Исчез, осталась одна улыбка…

Он выбросил сигарету, закрыл окно и, скинув халат, забрался под одеяло к Малькольму. Мальчик завозился и прижался к Драко, обняв его за шею.

«Ему же нравится, — подумал Драко. — Он счастлив… Не стану же я разрушать его счастье…»

Хогвартс, 20 декабря 1997 года, утро

Солнце светило слишком ярко, и это, пожалуй, был единственный момент, который мешал игре. Все же остальное словно специально было заказано для квиддича, и вопли болельщиков далеко разносились в неподвижном морозном воздухе.

Немногие ученики Хогвартса оставались в замке в дни квиддичных матчей. Большинство из этих оставшихся были наказанными за какую-нибудь провинность и остро переживали свою непричастность ко всеобщему счастью.

Сольвейг Паркер к их числу не относилась — она осталась в замке потому, что у нее были дела поважнее и поинтереснее, чем просмотр игры плохих команд. И одно из этих дел как раз просунуло свою лохматую голову в дверной проем туалета Плаксы Миртл.

— Паркер, ты здесь?

— Прошу вас, — буркнула слизеринка. Гермиона вошла и остановилась рядом с Сольвейг.

— Тебе не надоело здесь тусоваться?

— Ты нашла картинку? — спросила в ответ Сольвейг. Гермиона покачала головой.

— Я перерыла все его вещи. Знаешь, как это неприятно?

— Он годами не отдает носки в стирку?

— Разумеется, Сольвейг, не поэтому! — раздраженно ответила Гермиона. — Он мой друг, в конце концов!

— Мы же не совершаем преступления, — пожала плечами Сольвейг. — Просто я хочу копию с этого рисунка…

— Сольвейг, это…

— Давай не будем о морали и нравственности, о'кей? Я же все-таки слизеринка. Так ты нашла ее?

— Говорю тебе, нет! То ли Гарри ее так хорошо спрятал, то ли… — Гермиона замолчала, прикусив губу.

— Выбросил, — закончила Сольвейг. — Интересно, зачем ему ее прятать?

— От Мины? — предположила Гермиона.

— И выбрасывать тоже от нее, — заметила Сольвейг. — Неприятный тип твой Гарри…

— Вовсе нет, — огрызнулась Гермиона. Нависло молчание. Наконец его разбила Сольвейг:

— Так ты предлагаешь изменить место встречи?

Гермиона кивнула.

— Ага. А зачем?

— У меня есть мысль, — ответила Гермиона. — Но я не хочу думать об этом в дурацком туалете. К тому же, гитара тут отсыревает.

— И куда же мы передислоцируемся? — спросила Сольвейг.

— Ко мне в комнату, например, — пожала плечами Гермиона. — Я же староста, я живу одна.

— Ага, — с ехидцей в голосе отозвался Сольвейг. — А нам принципиально важно быть наедине?

Гермиона мысленно прокляла свою белую кожу.

Несколько секунд Сольвейг рассматривала подругу с нежной насмешкой в глазах. Потом произнесла:

— Ну, и что у тебя за мысль?

Гермиона подняла голову.