Она вышла из комнаты и пошла вниз по лестнице, направляя сундук впереди себя. Уже почти спустившись, она услышала сзади какой-то звук — словно упало что-то тяжелое, — обернулась — и увидела, что ее сын неподвижно лежит на пороге комнаты.
— Это обычная простуда.
— Для человека, перенесшего в детстве пневмонию, простуда не может быть обычной. И это грипп, кстати!
"О, не надо так орать! Боже, что с моей головой?"
— Ну, так лечи его! Для чего я вызвал именно тебя?
— Например, чтобы никто не разболтал, что ты чуть не убил родного сына.
— Да как ты!..
— Он весь в синяках, и у него разбит лоб! Скажешь, поскользнулся в ванной?!
"Пожалуйста!.. У меня сейчас голова лопнет!.. "
— Не твое дело, как я обращаюсь со своим сыном!
— Это, черт побери, мое дело, пока он учится на моем факультете!
"Профессор Снейп… "
— Отлично! Больше он на твоем факультете не учится, так что не изволь беспокоиться!
— Что ты мелешь, Малфой?!
— Я перевожу его в Дурмштранг!
"Нет…"
— Нет…
Кто-то склоняется над ним, кладет прохладную руку на пылающий лоб…
— Драко? Ты меня слышишь?
— Профессор… — каждое слово отдается болью в саднящем горле, — не разрешайте ему… Дурмштранг… не хочу…
Ответа он не слышит — шумит во ушах, в голове, и снова становится тихо и черно…
Люциус Малфой поднял на Северуса Снейпа насмешливый взгляд.
— Ты думаешь, что вправе указывать мне, как я должен вести себя с родным сыном?
— Малфой, никакого Дурмштранга не будет, — Снейп стоял в изголовье кровати, на которой лежал бледный до зелени Драко, положив руку мальчику на лоб. Это окончательно вывело Люциуса из себя.
— Не слишком ли нежно ты относишься к моему сыну?
— Ты, гнида, не достоин такого сына, и я в лепешку расшибусь, чтобы об этом узнал весь волшебный мир!
— И что? Ты думаешь, уважаемого члена общества лишат единственного наследника, чтобы отдать его бывшему Упивающемуся Смертью?
— Малфой, — Снейп, казалось, становился все спокойнее, в то время как Малфой все больше выходил из себя. Как всегда, впрочем — Северус Снейп был и оставался единственным человеком, способным достать Люциуса Малфоя. — Учти, что если мальчик к началу семестра не появится в Хогвартсе, я найду способ до тебя добраться. Ты же не рассчитываешь, что весь колдовской мир безоговорочно верит в святость Люциуса Малфоя?
— Смотри, Снейп, — блондин криво ухмыльнулся, — как бы вместе с моей не полетела и твоя голова.
— А мне терять нечего, Малфой.
— Так ли?
— Считай, что так, — Снейп не изменился в лице ни на мгновение. — Кроме того, у меня и без упоминания твоего "хобби" найдется, за что привлечь тебя. А если ты тронешь Драко хоть одним из своих гнусных пальцев, я тебе эти пальцы отломлю и трахну тебя ими, — закончил он почти буднично. — Я оставил порошки на столе — их надо разводить в горячей воде и давать ему через каждые два часа.
Он развернулся и вышел, профессионально взметнув свою черную робу. "Огромная летучая мышь", — подумал Люциус почти восхищенно, и подошел к кровати.
Драко спал — Снейп сразу после лекарства ввел ему в кровь сильное сонное зелье. Жар, наконец, оставил измученную светловолосую голову; болезнь залегла тенями под его огромными глазами и обметала сухой коркой прекрасные губы. "Мальчик мой нежный…"
Он был даже рад, что жена уехала. В конце концов, она была обычной французской дурехой, вышедшей за него замуж только потому, что ее отчаянно нищавшей семейке были нужны деньги. А ему требовалась красивая высокородная жена, получившая должное воспитание, способная родить ему сына. Красивого сына, разумеется. И конечно, жена должна была быть блондинкой — чтобы черная масть не испортила породу.
Чтобы мальчик был блондином.
Конечно, она была непроходимой дурой, но не все же сразу. Во всяком случае, у нее хватало ума не требовать от него больше, чем было оговорено в их сделке.
И все же были приличия, которые он не осмеливался нарушать в ее присутствии. Хотя бы потому, что многие из тех, кому она могла проболтаться, сочли бы эти нарушения извращениями или даже преступлениями… Потому-то его так радовали ее отлучки… Потому он был рад, что она наконец уехала.
Он нежно погладил Драко по щеке, снял домашние туфли и присел на край кровати, закинув правую ногу поверх одеяла. Он перебирал пальцами волосы сына и думал, какие же они мягкие — мягче, чем его собственные и чем волосы Нарциссы. Драко родился с бровями и ресницами более темными, чем волосы, и сначала это злило Люциуса, а потом он понял, что это делает его сына еще более красивым. Совершенным в контрастах. Люциус любил красивые вещи.
Он мерно покачивал левой ногой в такт своим мыслям, и вдруг его босая пятка коснулась чего гладкого и прохладного. Наклонившись, Люциус сунул руку под кровать — и выудил небольшой блокнот в кожаном переплете. Явно маггловская вещица, понял он, нахмурившись, и открыл блокнот.
Драко проснулся в полдень Рождества. Он чувствовал себя страшно слабым, но жар и тяжелые удушающие кошмары отступили. Память услужливо подсунула ему картины вчерашнего дня — отец, допрос, избиение, бегство матери, обморок. Дальше память давала сбои.